Александр Звягинцев - Принуждение к любви

Не знаю, как Разумовская жила со своим доблестным мужем-разведчиком за океаном, но мне она позвонила сама сразу после их возвращения и предложила увидеться.

Произошла странная встреча. Мы о чем-то бессмысленно говорили и больше всего боялись коснуться друг друга. Ибо понимали, первое же прикосновение - и сразу станет ясно, осталось ли все по-прежнему или мы уже чужие. Прикосновение состоялось, и сразу выяснилось, что ничего не изменилось. Хорошо запомнилось только, как моя рука не узнала тонкую талию Анетты, она вдруг оказалась ощутимо раздавшейся вширь. Последствия родов, сообразил я потом.

Она вернулась в мою жизнь совершенно по-хозяйски, ничуть не сомневаясь в своем праве устроить между нами все так, как ей нравится. Я же после ухода жены, забравшей с собой сына, легко и бездумно подчинился, не понимая, на что себя обрекаю. Потому что Разумовская от природы была наделена врожденным инстинктом власти. Стремление властвовать было смыслом ее жизни. Это занятие никогда ей не надоедало. И дело было не в масштабах власти, она не претендовала на какие-то особые политические и административные высоты, хотя и делала стремительную карьеру. Просто распоряжаться окружающими, помыкать ими, разводить и сводить по собственному усмотрению было ее предназначением в этом мире, без этого она не могла. Такой вот она уродилась, моя Анетта.

Кстати, я никогда не звал ее Аней, Анькой или, прости господи, Анютой! Как-то сразу придумалось - Анетта.

Потом случайно нашел книжку с толкованиями разных имен. Про имя Анна там шел какой-то святочный лепет: «В Анне с раннего детства проявляется ее главное качество - доброта. Она с радостью ухаживает за котятами, щенками, птичками. Играя со своими куклами, обращается с ними, как с младшими детьми. В более старшем возрасте она поможет старенькой соседке с покупками и в работах по дому. Заботы родных и близких ей людей становятся и ее заботами. Окружающие нередко этим злоупотребляют, но Анна из-за этого не обижается.

Она вполне может быть сестрой милосердия, учительницей, воспитателем. Отдает себя работе полностью, не заботясь при этом о материальной стороне дела».

Я от души нахохотался, потому что все в Анетте было прямо противоположно этой характеристике. Котята, куклы и милосердие! И старенькая соседка в придачу!

Но потом дошел до конца и получил хороший удар по мозгам. Оказалось, «Анна способна полюбить человека больного, пьющего или неудачника. При этом она никогда не будет сожалеть о своем выборе. Она безропотно будет нести свой крест в течение всей жизни, стремясь помочь несчастному человеку».

После этого пассажа о «несчастном человеке» мне оставалось только наложить на себя руки. К счастью, я вовремя сообразил, что раз вся характеристика в Анетту не попадает, значит, и слова о пьющем неудачнике тоже мимо. В данном случае мимо меня. И потом, какой я неудачник? Подумаешь, не делаю карьеру, как другие! Может, у меня стиль такой? Неудачник! Да я и в школе, и в институте, и в прокуратуре, и в газете всегда был среди лучших и самых талантливых. Я никогда не сомневался, что то же самое произойдет и в любой другой конторе. А может, я волк-одиночка, в натуре? Или, например, анахорет? Или я просто начальство не люблю. При общении с человеком, который убежден, что имеет полное право помыкать мной, поучать, я начинаю невольно демонстрировать свою независимость. Причем если не словами, то всем своим видом. Всякое начальство в таких случаях, естественно, раздражается. А некоторые особи только от одного моего вида порой впадают в бешенство. Причем я вовсе этой своей особенностью не горжусь и с большим облегчением избавился бы от нее. Но пока не удается. А вот когда удастся, тут уж я закушу карьерные удила…

Кстати, однажды я поинтересовался у Анетты, а не хотели ли родители назвать ее иначе, более подобающе. И узнал, что мама действительно хотела назвать ее Жанной, но папа был против из-за своего вечного польского гонора и предрассудков. Сторговались они на Анне - как сокращенном от Жанны. Что ж, могу поклясться теперь, что мама-то ее была права. Потому что дома я опять открыл книгу толкований и узнал, что Жанна обычно «еще в детстве очень своеобразный ребенок. Характером больше похожа на отца. Перенимает у него упрямство, настырность, себялюбие. Старается дружить со всеми, но обид не прощает и может даже подраться. Часто выбирает мужскую профессию, она отличный водитель. Может быть неотразимой, если хочет. В семье лидер. Муж всегда может положиться на ее интуицию и энергию. Приготовлением обедов чаще занимается муж, Жанна занимается домашним хозяйством по настроению. В воспитании детей исповедует строгость, четкое распределение обязанностей…»

Добавить еще несколько реальных штрихов, и - вылитая Анетта.

А книга-то не дура, подумалось мне. Не удержавшись, заглянул туда, где рассказывалось про всех Валентинов разом. Оказалось, «Валентин - послушный и прилежный ребенок. В школе у него много друзей. Валентин - хороший товарищ, на которого всегда можно положиться. Защищает девочек от обидчиков. Не лишен волевых качеств. Валентин склонен к созерцательности и покою. Он проявляет больше интереса к гуманитарным наукам, чем к естественным. В юношеском возрасте Валентин может увлечься такими предметами, как философия или психология, и он вполне может стать хорошим врачом-психиатром или психотерапевтом. Может добиться успехов и в других сферах деятельности. Свободное время больше посвящает спокойным занятиям. Любит почитать книгу, посидеть за шахматами или кроссвордом. В женщине в первую очередь ценит скромность, ровный характер…»

Этого чтения мне хватило за глаза. Чего, спрашивается, моих родителей понесло на Валентина? Все не в масть! В шахматы я вообще не играю, книгу, правда, могу и почитать при случае. Зато все остальное!.. И с женщинами полный пролет. Моя ушедшая жена была действительно тихой, зато упорной, как ослица. А вот Анетта и скромность - две вещи просто несовместные. Так что тут ребята дали маху.

Какую выволочку она устроила мне, когда узнала, что я ушел из прокуратуры. «Ты хоть понимаешь, какую карьеру мог сделать!» - зло выговаривала она. А когда я стал объяснять, что не могу заниматься отцеубийцами и малолетними психами да перед начальством выкаблучиваться, только рукой махнула: «Наверное, ты думаешь, что мне все нравится из того, чем я занимаюсь? Далеко не все, мальчуган, но я уже взрослая тетя и понимаю, что можно делать, а что нельзя. Есть вещи, которые надо терпеть, и взрослый человек их терпит. А ты как пацан. Попробовал, не получилось - убежал».

Правда, потом она здорово приободрилась, когда я устроился в газету к своему другу Женьке Веригину. «А что, мальчуган, тут есть что ловить! Станешь у меня модным журналистом, собеседником первых лиц, политическим обозревателем, а там…»