Анатолий Ириновский - Жребий

Нетудыхин стал обдумывать свое положение в школе. К его удивлению, с какой стороны он не заходил, пытаясь оценить себя как можно объективней, все представлялось ему в полном ажуре.

За что вообще можно уволить учителя? За некомпетентность, несоответствие занимаемой должности. В случае с Нетудыхиным это исключалось начисто. Дело свое Тимофей Сергеевич знал основательно, может быть, даже больше, чем это требовалось знать обыкновенному учителю-словеснику. И детвора к нему относилась нормально, чувствуя в нем не только учителя, но и человека, близкого к ней по духу и способного ее понять. Правда, в самом педколлективе некоторые учителя считали его несколько заносчивым, даже немного снобом, чего, кстати, на самом деле, не было совершенно. Скорее всего, думали они о нем так потому, что Тимофей Сергеевич имел неприятную привычку глупость называть глупостью и при этом вежливо улыбаться…

Следующим основанием для увольнения могли быть прогулы или постоянные опоздания на работу. Прогулов у Нетудыхина не было. А вот явки на занятия не вовремя иногда случались. Особенно, если Тимофей Сергеевич засиживался у себя за столом до глубокой ночи. На следующий день он являлся в школу в самый притык, когда уже собственно раздавался звонок на урок. И как-то так ему это все сходило. Теперь Нетудыхин дал слово не позволять себе больше таких вольностей. Мало ли как можно будет потом использовать эти мелкие огрехи в предполагаемой конфликтной ситуации.

Наконец, существовали еще два исключительных варианта, по которым учителя могли запросто выставить со школы: это рукоприкладство и явка на работу в нетрезвом состоянии. Ни то ни другое Нетудыхин себе не позволял. Во-первых, потому, что его отношения с детьми строились на принципе доверия и уважения. Во-вторых, он сам, за свою жизнь, снес столько затрещин, что они вызывали в нем всегда чувство протеста и возмущения. В отношении же выпивки, как всякий русский мужик, он не был трезвенником. Но обычно знал время и место для таких потреблений. Впрочем, памятуя сцену, с которой я начал роман, надо сказать правду: во время отпуска, где-нибудь на лоне природы, мог Нетудыхин однако и перебрать. Дурная традиция непомерного потребления спиртного иногда сказывалась и в нем.

В общем, получалось так, как будто бы нечего было ему бояться за свое место в школе. Но ведь это так выходило у него, которому хотелось, чтобы именно таким образом ситуация вырисовывалась. И где-то все же мог скрываться прокол, самоуспокаиваться никак было нельзя.

Труднее оказалось понять Тимофею Сергеевичу угрозу Сатаны выкурить Нетудыхина из квартиры. Захаровна была сердобольнейшим и добрейшим человеком. Нетудыхин считал, что ему на хозяйку невероятно повезло. На его злом жизненном пространстве это везение выглядело почти неправдоподобным. И как-то не вязалось в сознании Тимофея Сергеевича, что при всем материнском расположении к нему Захаровны и почти сыновней трогательной благодарности с его стороны, отношения их могут быт доведены до неприятия друг друга. Такой поворот ему представлялся невозможным. Правда, один разговор с хозяйкой омрачал Нетудыхина. После года проживания Тимофея Сергеевича, когда Захаровна, как она думала, вполне изучила своего постояльца, она вдруг завела с ним разговор, что ему пора жениться. Нетудыхин ее выслушал и сказал, что у него в жизни есть очень важное дело. Пока он его не исполнит, он не вправе связать свою судьбу с другим человеком. Захаровна его выслушала и снова сказала, что жениться Тимоше все же пора. Вдвоем телегу жизни тянуть легче. Она стала под всякими предлогами приводить в дом молодых женщин и усиленно нахваливать Тимофею Сергеевичу их достоинства. Нетудыхин терпел, сначала было даже любопытно, потом просто стал игнорировать старания Захаровны, закрываясь во время таких визитов в своей комнате. Захаровна поняла: насильно мил не будешь.

Не надумала ли хозяйка опять возобновить свои атаки на него по поводу женитьбы, спрашивал себя Нетудыхин? Ведь он втайне догадывался о ее плане: не имея собственных детей, она лелеяла мечту украсить свою старость ухаживанием за чужим младенцем, которого бы она, безусловно, считала родным, и это было бы вершиной счастья на закате ее жизни. Однако такой поворот дела, столь благоприятный для Захаровны, был совсем неприемлем для него. Да и не был Нетудыхин таким уж святошей, каким его воображала хозяйка. Женщины у него были. К одной он даже хаживал. Но любил он лишь единственную, и всю жизнь носил ее в себе, как редкую драгоценность. Теперь Захаровна путала его замыслы. И все ж он дал себе слово быть снисходительней к хозяйке. Ее надо понять.

Оставалась последняя угроза, последняя по времени заявления ее, но первая по степени важности: психбольница. Кажется, для этого не было никаких оснований. Во всяком случае, внешне. Он был вынослив, неприхотлив, психика его находилась в полнейшей норме. Правда, время от времени он полеживал в больнице с гастритом, который объяснял себе системой своего безалаберного питания. Неужели же власть Сатаны была столь велика, что он и в доме сумасшедших правил свой гнусный бал?

Нетудыхин припомнил, с какой издевательской ехидцей и с каким цинизмом была преподнесена ему Сатаной эта угроза. Непонятно, каким именно образом он собирался осуществить заявленное злодеяние?

Однако, пораздумав, Тимофей Сергеевич решил пересмотреть свои кое-какие бумаги и убрать их подальше из дома. Береженого Бог бережет. Мало ли что можно ожидать от этого хитроумного негодяя. Сатана, конечно, многим блефует. Но во власти его оказываются вещи самые невероятные, и нет предела его коварству.

Он не верил ни единому слову Сатаны. И уж, конечно, не верил совершенно рассказу Сатаны о его конфликте с Творцом. Слишком уж правдоподобной казалась эта новелла. Создавалось впечатление, что история сия была Сатаной заранее тщательно отшлифована и уже не раз перед людьми сыграна. Как хорошо отработанная роль у талантливого актера. В основных своих фактах она не расходилась с библейским вариантом. Даже ход сюжета был сохранен без существенных изменений. Но детали, мотивы, угол интерпретации, избранный рассказчиком, придавал ей характер вселенской борьбы за торжество истины. Сатана выступал в ней как незаслуженно обиженный герой. Он пытался во что бы то ни стало убедить Нетудыхина, что грехопадение человека было спровоцировано самим Творцом. А зачем, спрашивается? Чтобы стать единоличным автором идеи сотворения человека и Вселенной? Но Бог не мог быть таким мелочным! Не для того же Он в конце концов создал человека, чтобы сразу же, после акта сотворения, ввергнуть свое дитя в пучину Зла! Нет, тут что-то Сатана передергивал, скрывал от Нетудыхина. Хотя момент грехопадения был действительно сам по себе чрезвычайно важен. Здесь исторически находились истоки омерзения человека. Здесь он утратил дарованное ему Богом бессмертие. И тут же начиналась, по существу, вся его дальнейшая позорная и мерзопакостная история, вплоть до новейшей, текущей. Над этим стоило основательно подумать.