Анатолий Ириновский - Жребий

Фантасмагорический роман

о Боге, Сатане и человеке

Из внутрииздательской рецензии

Наперекор прогрессу

Писать о романе Тимофея Акатова мне весьма затруднительно. Но поскольку один из работников издательства обратился ко мне с настоятельной просьбой высказать своё мнение по поводу данного опуса, я все же скажу о нем несколько слов.

О чем собственно роман? О несостоявшейся сделке между Дьяволом и человеком? О вечной борьбе между Добром и Злом? Или, точнее, может быть, о неприкаянной судьбе послевоенной детворы? Частично и об этом. Но автор слишком широко захватил. И мелко вспахал.

Концептуальная система отсчета, принятая Акатовым в романе, перекошена в сторону Добра. По автору, только Добро может быть той исходной позицией, которой люди должны руководствоваться в процессе своего существования. Данная точка зрения выдвигалась не единожды. И не единожды терпела крах. Не надо быть философом, чтобы понять, что Зло на протяжении всей истории человека всегда оставалось единственным и величайшим стимулом жизни.

Таким образом, уклонистский ракурс автора приводит его к искажению планетарной ситуации в целом.

Далее, что касается главного героя. Трудно понять, верит ли герой Акатова в Бога или нет? Он то верит и в то же время не верит. И не поймешь, кто же он по существу: атеист, деист, пантеист? И каково вообще его отношение к вере? Отсюда следует и его столь парадоксальное и, надо сказать, абсурдное представление о происхождении Вселенной.

Можно обратить внимание еще на целый ряд несуразностей. Так, к примеру, роман напичкан образами старух, собак, коз и даже имеется один кот по кличке Тимофей /?/, которого без надобности Акатов зачем-то убивает. Это наводит на мысль о несколько подозрительной и не совсем здоровой тяге автора ко всему стареющему и животному. Некрофилия? Тяга к Танатосу? Очень даже может быть. Во всяком случае, на грани стрессового состояния героя, элементы такой склонности в тексте романа наличествуют. Становится вполне понятным, почему герой его вдруг отрицает необходимость борьбы за бессмертие человека. Однако, вопреки всему, приближающийся век именно и будет для человека началом эпохи преодоления смерти.

… И наконец, образ Сатаны в романе Акатова. Конечно, это не гётевский Мефистофель. И не булгаковский Воланд. Автор, видимо, полагает, что он оригинален в изображении Дьявола. Но на самом деле Акатов пошел здесь за христианской традицией, подверстав под этот образ всё отрицательное: гордыню, честолюбие, коварство, притязание на трон Божий и т. д. В результате использования такого прямолинейного заимствования образ Сатаны получился неубедительным, а его идея перестройки Вселенной — фантастической и сумасбродной.

В целом роман Акатова претенциозен, сумбурен и, по-моему мнению, не достоин публикации.

Агриппа Сатанаилов-Бессмертный,

доктор оккультно-магических наук

Подпись

Ниже — чьё-то указание: "Копию — в архив". И опять подпись. Но уже другая, не Сатанаилова.

А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, — редко, но бывают.

Н. Гоголь, "Нос"

Глава 1

Неожиданное знакомство

Учитель Тимофей Сергеевич Нетудыхин, он же Тимофей Акатов, — Нетудыхин был человеком пописывающим и даже иногда, к собственному удивлению, печатающимся, — так вот, учитель Тимофей Сергеевич Нетудыхин возвращался однажды осенним вечером к себе домой.

Уже смеркалось. Он приближался к дому, где у одной пожилой вдовы снимал комнату. На душе у Нетудыхина теплилось благостное чувство от сознания еще одной прожитой недели. Завтра предстоял воскресный день. Можно было пописать, спокойно почитать или распорядиться временем еще как-нибудь, не думая о школе. Правда, завтрашняя свобода несколько подпорчивалась пачкой ученических тетрадей, которую он прихватил с собой, чтобы проверить. Но сейчас он эту предстоящую работу отодвигал от себя куда-то подальше — туда, на конец воскресного дня.

Ты чувствуешь, читатель, как мне трудно войти в ритм не совсем твердо ступающего человека? Впрочем, он не шатался. Ни-ни. Он слегка подколыхивался. И шел с той напряженностью выпившего человека, который тщетно пытается скрыть от других свое истинное состояние.

Тимофей Сергеевич дошел до перекрестка улиц — тут ему надо было делать поворот налево, к скверу. Не поворачивать, а именно по причине того состояния, в котором он пребывал, делать поворот.

Он осмотрелся. Транспорта как будто не было. И он с достоинством, какое положено, по его разумению, трезвому человеку, стал преодолевать улицу. Однако, при выходе на противоположный тротуар, он вдруг задел ногой за бордюр (великое слово "вдруг"), споткнулся, упал, уронил портфель и громко выругался: "Надо же, черт возьми!"

И пока он поднимался, держась за ушибленное колено, и приводил себя в порядок, отряхивая пыль с брюк, перед ним предстал прохожий мужчина.

— Я к вашим услугам! — сказал он.

Тимофей Сергеевич не понял, глянул исподлобья: какой-то тип в черном. Подумал: "Ханурик, наверное. Сейчас будет рубль клянчить…".

— Что? — сказал Нетудыхин недовольно.

— Чем могу служить? — сказал, несколько наклоняясь вперед, человек в черном.

— А вы кто собственно такой? — все еще с недовольством и ощущая боль в ушибленном колене, спросил Нетудыхин.

— Тот, кого вы звали.

— А кого я звал?

— Черта, если я не ослышался.

— А вы что — черт?

— Да.

— Интересно. Это мне начинает нравиться. Ты что, Гоголя начитался? Или Булгакова? — спросил Нетудыхин грубо того, в черном.

— Михаила Афанасьевича, имеете в виду? — очень вежливо и как-то даже игриво уточнил мужчина в черном.

— Ну а кого же еще!

— Зачем? Я достаточно сам хорошо помню ту историю…

— Кончай темнить! — опять с прежней грубостью сказал ему Нетудыхин. — Если тебе рубль надо, скажи прямо, — дам. Но рубль, не больше: я сам нищий.

— Что вы! — с некоторой обидчивой кокетливостью сказал человек в черном. — О каких деньгах может идти речь! Я к вам с самыми благими намерениями, а вы — рубль! Я же вам говорю: я — черт.

— Настоящий черт?!

— Да. И не просто черт, а ваш покорный слуга Сатанаил! — сказал мужчина, слегка поклонившись и одновременно щелкнув по-военному каблуками.

— Хэ! — сказал Тимофей Сергеевич. — Вот это встреча! Как в кино! А ну отойди от меня, я хоть гляну на тебя.

Мужчина отошел: среднего роста, худощав, козлиная бородка, несколько сутуловат; черная шляпа, черный плащ, черные туфли, даже трость черная — полная экипировка.