Сергей Калашников - Странный мир

Нет никаких сомнений в том, что группы медиков для этих сообществ следует сформировать немедленно. Причём с очень сильной охраной. Народ там горячий, далеко не сытый, а выживают там самые решительные. Шансы на адаптацию взрослых невелики, однако пренебрегать ими не следует. А вот с детьми работать нужно начинать немедленно.

— Слав! Радио из Яицких степей. Тамилка с Каринкой кого-то нашли, — девушка из диспетчерской.

Славка думает почти секунду. Потом кивок Нату. Типа: входи в проблему!

— Простите! Тамилка с Каринкой — они кто? И что делают в Яицких степях?

— Тамилка — моя мама, а Каринка её подруга. Они в разведку поехали за Волгу, людей искать.

Минута молчания. Потом Рипа поясняет.

— Им по тридцать лет сейчас. Детишки выросли, младшим по восемь. Слав! Ты ведь никогда ничего не запретил ни одной женщине.

— Так бесполезно, — Славка понимает, что разрешения у него спрашивают не каждый раз.

По бескрайней степи катится двухколёсная тележка. Называть её арбой почему-то не хочется — колёса диаметром всего в полметра на мягких резиновых шинах и деревянных дисках не торчат по бокам, а расположены под компактным лёгким кузовом. Идут беззвучно и не вязнут в грунте. Тянут тележку два гуанако. В их движениях не чувствуется напряжения — поклажа нетяжела.

На передке сидят лицами в разные стороны две девчушки-поскакушки. Тамилка и Каринка. Крошечные эфемерные создания всем своим видом с несокрушимой силой подтверждают утверждение о том, что маленькая собачка — до старости щенок. Никто не скажет, что это почтенные матроны, которым по тридцать лет, и что каждая из них — мать троих детей. Обе рожали по оптимальному графику в восемнадцать, двадцать и двадцать два. А потом врач сказал: «Стоп, по вашим конституциям и этого за глаза». А, что велел доктор, то все и делают.

И вот детишки подросли, мамы им каждый день не нужны, тем более что все отправляются в школу на зиму. И вот тут в подругах проснулись гены их общей бабушки — Виктории, которую до сих пор нередко называют Викулькой, хоть ей и за шестьдесят, но шустрятина она всё ещё та. Собраться в разведку умеет каждый, а баржа с семенным зерном и печными вьюшками, колосниками и заслонками идёт на Волгу. Никаких препятствий для реализации детской мечты о неведомых землях и встречах с новыми местами.

И вот сидят девчата в тележке, одна лицом вперёд, вторая — назад, поглядывают, прислушиваются. Дело к вечеру.

— Смотри-ка ты, а степь совсем изменилась. Только что была сухая, потрескавшаяся, а теперь травка бодрая, кустики изредка встречаются, — это Тамилка, что смотрит вперёд и держит вожжи.

— Поведение животных тоже изменилось, — соглашается Каринка. — Держатся поодаль, а справа сзади даже разбегаются слегка, вроде как уходят с пути кого-то невидимого.

— Справа для тебя или для меня?

— Для тележки, не озирайся, это наблюдать нужно, одним взглядом не ухватишь.

— Полагаешь, кто-то скрадывает нас? — В голосе Тамилки нет испуга. — Феоктист пару раз поворачивал голову в ту сторону, и уши вострил, — это она про гуанако. — Только реакция у него не как на хищника.

Общению с этими маленькими верблюдо-осликами девчата учились ещё в детском саду, знаки их поведения читают уверенно. Жаль, конечно, но эти упряжные — не те, с которыми они сами выросли. Век животных не настолько велик. Но эти «коняшки» тоже прошли выучку и дело своё знают крепко. Гуанако — не самые сообразительные твари, но зато предсказуемые и осторожные. Реагировать на любого хищника их тренируют так, что в места, где рядом с людьми прижились собаки, их просто не приводят — бесполезно даже пытаться, не пойдут. Хорьков они, конечно, игнорируют, а вот даже от котов убегают. Да никому в голову и не приходит мысль «подружиться» с местными камышовым или каракалом.

Тележка останавливается, и девчата начинают готовиться к ночлегу. «Лошадки» выпряжены, напоены из привезённой с собой ёмкости. Не обильно. Литра по два. И — пастись. Без привязи. Но не просто так. На спинах пристроены лёгкие сёдла с кобурами, где есть кое-что на случай внезапного бегства.

Топлива здесь тоже нет, так что ужин готовится на спиртовке. Сама тележка установлена на опорах, чтобы не опрокинулась, а её дышло извлечено из крепления и повёрнуто вертикально — антенна. Короткое сообщение по рации передаётся в диспетчерскую. Координаты, обстановка, подозрение на то, что за ними наблюдают — всё рассказали. Сумерки сгущаются. Ночью будет не очень темно. Облаков нет, луна видна на востоке.

— Наши сопровождающие теперь с юга, — замечает Каринка. — Нагнали, выходит, и остановились. Кажется, приближаются, вон, видишь, антилопа отошла в сторону.

— Пожалуй, — соглашается её спутница. — Ну что, переодеваемся ко сну и баиньки?

Девчата укрываются за тележкой от неведомого наблюдателя и снимают дневную одежду — брюки, блузы. В середине октября днём тепло, а вот по ночам уже бодренько. Поэтому поверх добротного байкового белья надеваются толсто связанные длинные штаны и свитеры. Поверх — старинные бронежилеты из экипировки моторозованных стрелков. Крошечным женщинам до колен они, конечно, не достают, но немного. Всё запахнуто, залипучено, подогнано. Камуфляжки, каски с пятнистым тряпичным чехлом, ботинки на высокой шнуровке. Последние проблески угасающего дня уходят на макияж — светлеющие пятна смуглых лиц покрываются тёмными полосками «ночного крема». Белки глаз и зубы — это всё, что может их выдать. Разгрузки с обоймами, гранатами и пистолетом. Нож на икре, за пазухой и в рукаве. Самозарядки. Патрон в стволе.

Тихонько присели, потом прилегли. Для наблюдателя они просто остаются за повозкой, а на самом деле — уже в сорока метрах северо-восточней в траве средней высоты. Самих их она прикрывает, но смотреть не мешает. Пасущиеся гуанако на хозяек внимания не обращают, а вот в сторону подкрадывающегося неизвестного поглядывают. И не тревожатся. Точно — не хищник. Тишина. Ночные голоса степи. Насекомые в этот период не особенно надрываются. Птички тоже стараются несильно. На западе рыкнул тур. Простучали копыта небольшого оленя. Тихо. Даже звук срываемой гуанако травы время от времени доноситься до ушей напряжённо всматривающихся в темноту двух маленьких женщин.

Наблюдателей они увидели только утром, когда в зыбком полусвете нарождающегося утра три фигуры поднялись из травы в пятнадцати-двадцати метрах от повозки. Неизвестные убедились, что людей здесь нет и скрываться им более не от кого. Оглядели окрестности, покосились на пасущихся животных и принялись рассматривать экипаж и его содержимое. Переговаривались, но негромкие голоса мужчин не позволяли девчатам расслышать, о чём идёт речь.