О'Cанчес - Пинка Удаче

— Лёник, ты же у нас такой умный! Какие тут кнопочки с подсветками? Найди, а?

Лён и сам бы рад, да не на виду здесь подсказки, нет подписей ко всем этим…

— А ты как включала? На что нажимала?

— Никак, все так и было, я только бра добавила.

— Короче, Маш, я не знаю. Можно было бы методом тыка, это элементарно, это бы я за десять минут варианты перебрал, но я не уверен, что впопыхах все деления верну на места, как было. А если предки засекут…

— Ой, да. Эх, подсмотреть бы хоть разок, я бы тогда тебе все точно доложила, а ты бы…

— Ну… вотрись как-нибудь в доверие, типа напросись на мастер-класс мэйкапа… перед дискотекой, типа… Всё, сматываться пора!

— Щас-щас-щас, Лёник, одна секундочка…

— Я кому сказал!

— Сатрап. Ты мне нанес душевную травму своими помыканиями. За это ты мне должен будешь компенсировать… из своей доли… сейчас придумаю…

— Я тебе сейчас так компенсирую, что без ноута останешься. Давай живо следы заметать. По миллиметру отсюда выдвигаемся, не дыша, каждую соринку, каждую молекулу на прежнее место возвращаем… Ты знаешь маму.

Да, Машка знала маму и ее феноменальную наблюдательность, поэтому спорить дальше не посмела…

Даже сбор грибов в лесу можно представить как невинное развлечение. Вот и злосчастная статья, однажды прочитанная Луком, — кажущийся пустяк, но если копнуть поглубже и пошире, если сравнить, если подумать… Что греха таить, недополученный от Феди Медведенко гонорар в три тысячи рублей занимал мысли и воображение Лука гораздо меньше, нежели грядущая поездка в Париж: во-первых, сумма относительно невелика, даже для его полунищенского домашнего бюджета, во-вторых, не пропали эти деньги, всего-то и делов — дождаться Федю из Монголии, стряхнуть с него должок, высказать несколько глубокомысленных замечаний по поводу офисно-крепостной зависимости, должных продемонстрировать осведомленность Лука в специфике некоторых современных реалий, да и забыть навсегда о сварливом старике Тиберьиче из внешней разведки, о странных телепередачах на странные темы, о таинственных терминах… Не тут-то было! Зацепился Антон Салихов за мимолетное упоминание в интервью о «галошниках» — и нет Антона, погиб в ДТП. Совпадение, легко допустить. Передали его интервью в наследство какой-то тетке-журналистке, чтобы к публикации подготовить — вдруг дом у нее сгорел, сама в больнице с инфарктом… или инсультом… Опять не готово к выпуску интервью. Сайпин взялся выпускать в свет этот материал — Лук давно, хотя и шапочно был знаком с Борькой — еле отмазали Борьку от суда и срока за какую-то «боковую» хрень, типа, с наркотой ни с того, ни с сего попался, выгнали из редакции, теперь ему не до интервью. И опять все образовалось по слову Тиберьича: буксует публикация. Тревожно Луку сопоставлять все эти случайности, но очень уж любопытно переговорить с Валеркой насчет… галошников. Он ему просто вякнет о своих домыслах по поводу всего этого клубка, между делом, в обычной гостевой беседе и, глядишь, и поймет что-нибудь из молчания и отговорок старинного друга. У обоих есть чувство локтя при чувстве такта: и тот никаких тайн не выдаст, и Луку польза, Лук умеет понимать Валеркины умолчания и Валерка врубается в Луковы. Тридцать лет знакомства и дружбы — не шутка.

В тот неимоверно далекий июль Лук был счастлив на всех фронтах: ему было всего лишь двадцать три года, он благополучно и в первых кочегарских рядах ушел на дембель (уволился в запас рядовым воином после прохождения двухгодичной срочной службы в войсках Советской армии), он готовился вновь стать студентом третьего курса ЛГУ (для прошедших армию, как правило, все грехи прошлого считаются закрытыми, «служивых» восстанавливают почти «на автомате»), но главное счастье — через неделю у Лука должна быть свадьба! Да, он женится на той, которая его ждала все два года. Он ей ничего не обещал и ни на что не надеялся, а она ничего не просила и не требовала. И дождалась! Но пока еще до свадьбы оставалась целая неделя, поэтому Лук ощущал в себе нечто вроде долга чести — следовало попрощаться с холостой жизнью как следует, чтобы шум, гром, канонада, бубенчики… А тут, вдруг, Петька Чукотка, однополчанин и однопризывник, в Питере объявился — ну как не отметить дембельскую встречу??? Еще был с ними какой-то парень, приятель Петьки, но имя его в Луковой памяти так и не сохранилось. Сначала пили в шашлычной «Машук», потом тормознули частника и переместились далеко, на природу — волею случая это оказался парк Сосновка… Ну… в итоге нажрались изрядно, все трое.

Неумение пить легко уравновесить отказом выпить. Увы, Лук отказывался от выпивки хотя и часто, но не всегда, был он довольно устойчив к алкоголю, но пить не умел, и, забегая в будущее, скажем: так и не научился. Вкус вина водки и пива равно ему не нравился, малое количество алкоголя он не понимал в своих ощущениях, от большого количества пьянел, вдобавок, его обязательно тошнило — и во время пьянки, и наутро, после нее… Мягко говоря, веселья особенного от Бахусовых игрищ Лук не испытывал. Зачем, спрашивается, вообще употреблял? Увы, Лук и тогда, и впоследствии неоднократно задавал себе этот вопрос, но ничего более вразумительного, кроме «чтобы остальных перепить», он так и не придумал. Через несколько лет после описываемых событий, Лук вообще прекратил употребление напитков, содержащих алкоголь, стал трезвенником по убеждению, тихо, мирно, без душераздирающих поводов, без кодировок, подшивок, религиозных обетов… но в тот летний день до этого крутого решения было еще далеко.

Сосновка — хороший парк, очень большой и привольный, множество растущих в нем сосен превращают обычный воздух для дыхания в нечто такое… вкусное и даже целебное. Почва под ногами ровная, чистая, не такая волглая, как, например, в соседнем парке Челюскинцев; хочешь — расстилай газетки прямо на земле, сервируй нехитрым закусоном, присаживайся, если погода позволяет, отдыхай в хорошей компании.

Наотдыхались портвейном до того, что третий сотрапезник, вроде бы Витька… или Толик… стал «отключаться», и Петьке втемяшилось на пьяную голову немедленно проводить его до «дому», вернее, до жилища, где они остановились… Но, типа, без Лука… Почему произошло разделение, где именно они расстались, Лук не запомнил, и Петька Чукотка тоже, как выяснилось спустя года четыре, во время случайной встречи, но только факт остался фактом: Лук очутился один посреди Сосновского парка. Время постепенно сдвигалось к вечеру, облака сгустились в низенькие, но пока еще несмелые тучи, из тех, что если и проливаются дождем, то моросящим и бесшумным, от которого даже прятаться нет никакого смысла: увлажнит голову, капнет на плечи — не более того. И хотя дождя все еще не было, но свежесть и преждевременные сумерки в город пасмурное небо, все-таки принесло: Лук торопливым шагом шел через парк, ориентируясь почти наугад по широким дорожкам, вдыхал настоянную на сосновых иглах прохладу и помаленечку трезвел. Рубашку, вот, заправил в джинсы, даже наполовину застегнул, а то до пупа распахнута — некрасиво. Денег по карманам… ни одной бумажки не шуршит, исключительно мелочь, а это значит, что никаких частников и такси, придется искать подходящий трамвайный маршрут, чтобы до Васильевского довез, либо идти пешком… Пешком далеко, но выполнимо. Все хорошо, все пустяки, вот только жажда мучает! И курево кончилось. Трехкопеечную монету можно будет потратить на газированную воду с сиропом… или копейку на воду без сиропа, это если найдется исправный автомат, и если в нем будет вода…