О'Cанчес - Пинка Удаче

— Валерка!.. Слушай, Валерка, я… Ей-богу!..

— Погоди! — Меншиков рявкнул, чтобы пресечь растерянные Луковы бормотания, и это подействовало, тот взял себя в руки, замолк, честно приготовился слушать. — Лук! Ты — мне друг, а я тебе. Ты мне всегда был как старший брат, и я всегда ценил твою дружбу, твои советы, и всегда тебя уважал и уважаю. Надеюсь, что и ты меня… ну… тоже…

Лук горячо закивал в ответ, поджатые губы побелели. Валерка достал платок из кармана, вытер пот со лба… Промокнул затылок и бычью шею.

— И вот что я… гм… мы с Маринкой подумали. Она в курсе, что я здесь, и что я с тобой эту тему растираю, она меня дома ждет. Короче говоря: что было, то было и быльем поросло. Настолько поросло, что его как бы и нет, и отныне уже не будет. И других разговоров на эту тему тоже никогда, ни единого разу не будет. Ты мне друг, и ты должен понять все сказанное и не сказанное. Так?

— Валерка…

— Я спросил, кажется?

— Так.

— Остальное лишнее.

Друзья одновременно встали с раздолбанных табуреток, протянули друг другу руки и хлопнули ладонью в ладонь. Рукопожатие переросло в объятия, оба мысленно поклялись, каждый в своём, но каждый из них расслышал и безоговорочно поверил в безмолвную клятву друга:

— Если что — убью.

— Никогда больше!

На следующий год в июле, в семье Меншиковых родился сын, его назвали Тимофеем. А еще через четыре года и месяц сразу двойня: мальчик и девочка, Лёня и Маша.

— Алло? Могу я услышать великого, ослепительного, гениального писателя Земли Русской, господина Лука?

— Привет, Марина. Не такой уж я и ослепительный. Как жизнь, как дела?

— Значит, остальное перечислено без искажений. Все замечательно, жизнь хороша. Лёник говорил, что ты собираешься почтить нас визитом?

— То есть, в любое время дня и ночи, по мере вашей готовности.

— Валера готов к твоему набегу и сегодня, и завтра, и послезавтра. Но завтра он специально вернется домой пораньше, где-нибудь уже к половине седьмого…

— Тогда лучше завтра. И в семь ровно я у вас. Или попозже?

— В семь? Очень хорошо, мы тебе всегда рады. Как твой Париж, удачно съездил?

— О, белль Франс! Более чем. Париж настолько прекрасен, что… Давай, я завтра расскажу, заодно и подарки народу занесу.

— С нетерпением ждем. Чао?

— Арривидерчи.

— Чудаки украшают мир, да и война без них не война, а тупая потасовка. Так что владейте и не рычите.

— Оно и видно по тебе! Ну тронулся человек среди книг!

Луку приятно бывать гостях у Меншиковых! Парижские подарки, он, верный своему нетерпеливому нраву, роздал едва ли не с порога: Лёну — его давнюю мечту: черные «рэперские» очки со шторками, своей главной любимице Маше — запахи: настоящий Дживанши в розовом пятидесятиграммовом флакончике. Тимы дома не было, и Лук горестно вздохнул, потому что как раз для старшего сына Меншиковых он приготовил сногсшибательный подарок (совершенно случайно повезло, нарвался возле площади Трокадеро на рекламную «акцию» распродажи): ультрамодный среди питерской молодежи лорнет с телескопической никелированной рукояткой, с подлинной цейссовской оптикой четырехкратного увеличения… Что такое лорнет двадцать первого века? — Это своего рода «винтажный» минибинокль, почти по типу театрального, но практически столь же плоский, как и очки, маломощный, конечно же, а все-таки — реальная штучка, не только модная, но и небесполезная. Увидеть, например, далекую надпись, или номер трамвая, отличить на расстоянии знакомое лицо от незнакомого, или дать понять девушке, что она тебе интересна… Шустрые китайские производители тотчас, вслед за вспыхнувшей эпидемией лорнетомании, наладили выпуск устройств, по виду очень похожих на настоящие, вот только настроить их, чтобы использовать по прямому назначению, было весьма проблематично…

— Нет, Лук, ты уже совсем… со своими подарками! Один этот лорнет — целое состояние, а ты еще и…

— Марина, успокойся, никакое оно не состояние, там была скидка в девяносто процентов, я даже чуть было себе еще один не прикупил, но потом усовестился: в петиметры мне уже не по возрасту. А это тебе.

Марина осторожно раскрыла перевязанный розовыми ленточками пакет и вынула оттуда нечто вроде колокольчика, выточенного из черного дерева, явно старинного, макушкою этот колокольчик крепился к длинному штырю, заостренному на конце, а вместо языка у колокольца был такой же черный деревянный шарик на полуметровом шелковом шнурочке, с вырезанным по центру шара круглым отверстием.

— Как интересно! Это… кендама? Такая странная… Спасибо тебе преогромное!

— Какая еще кендама? — понарошку обиделся Лук, — это самое что ни на есть настоящее бильбоке! Девятнадцатый век! Эксклюзив! Вся барахолка, затаив дыхание, смотрела, как я торговался на ломаном русском языке за эту бесценную реликвию! Бились насмерть у каждого евро, отступая шаг за шагом, поочередно! Впрочем, их понадобилось не много, этих евро. И слово-то, какое отвратительное: кендама! Всё в гнусных аптечных ассоциациях!..

— Но это действительно реликвия! А… почему ты торговался на ломаном русском? И что это была за барахолка? Блошиный рынок? Валера, нет, но ты глянь, какая прелесть! В моем клубе весь девичник поумирает от зависти! У нас ближайшее заседание в среду, ну, я им всем… так почему на ломаном русском, Лук?.. Господи, какое чудо! Ой, у меня получилось! — Марина Леонидовна Меншикова ухватилась за колокольчик, рывком поддернула шарик и ловко поймала его отверстие на конец штыря.

— Да, обычный блошиный рынок, каких несколько в Париже. Этот — возле моего любимого парка Монсо. На ломаном русском — чтобы они лучше понимали.

— Прости, пожалуйста… не уловила?

Лук терпеливо пояснил:

— То была неудавшаяся шутка, насчет ломаного русского, и сейчас уже нет смысла ее расшифровывать. На самом деле, продавец был из наших, белоэмигрантский потомок, мы оба говорили по-русски почти без акцента. Валера! Это тебе.

Лук достал из кармана маленький кулек из газеты, схваченной степплером, и протянул его главе семьи. Тот предварительно ощупал кулечек толстыми, но чуткими пальцами…

— Конь?

— Верно! Там же и купил, где бильбоке, только у другого чувака.

Меншиков-старший ловко сдернул с подарка самопальную газетную обертку и поставил на ладонь фигурку шахматного коня, более похожего на маленького горбатого дракона.

— Ух, ты, настоящая слоновая кость! Спасибо! Мне как раз белых не хватало, в последнее время все сплошь черные идут! О, даже авторское клеймо стоит! Класс! — Меншиков осторожно ткнул кулачищем в плечо друга и обернулся к жене.

— Рина, ты нас кормить думаешь, или как?

— Думаю. В преддверии Лукова прихода и ваших с ним разговоров, мы с молодежью, покорные твоей всесокрушающей воле, уже пообедали, и я, согласно твоему же венценосному повелению, накрою сегодня на кухне, вам двоим, стремительно, лишь только услышу из твоих обворожительных уст недвусмысленный приказ. А тебя, Лук, если, конечно, захочешь, ждут суточные щи, я их специально приберегла, как для настоящего ценителя.