О'Cанчес - Пинка Удаче

— Что ты должен был бы сказать? Ты?

— Да.

— Ну… удивиться… Спросить — кто он? Возмутиться, в конце концов, а не так… как дятел упрямый и отстраненный…

— Почему это я должен удивляться и возмущаться? Измена — это процесс, который неминуемо становится результатом. Ну, предположим, я узнаю, что рыцарь Айвенго твоего очередного романа именуется в быту Александром Пушкиным? Или, там, Александром Цурканом…

Эльга замолчала, и короткая пауза в разговоре позволила вспыхнуть новой идее в Луковой голове: идея небольшая, примитивная, но — рабочая! Надобно сегодня же вечером, в самом черновом приближении обозначить время, когда появилась в душе тревога, письменно зафиксировать этот условный рубеж, затем, на чистой файловой странице, тупо и без исключений воспроизвести, все до единого, случившиеся контакты с людьми, включая даже близнецов, Лёна и Машку, а потом так же тупо и последовательно вычеркивать из этого списка все невозможное, начав, разумеется, с любимцев: Лёна и Машки. Да, коль скоро он не способен справиться с собственной паранойей, он будет ей потакать: выскажет предположение и начнет постепенно отсекать все ненужное. И тогда безумная идея превратится в рабочую гипотезу.

— Все-таки ты мерзавец, Лук. И знаешь… ты очень измельчал за эти годы. Ты параноик!

— Не спорю. Однажды я даже в автобиографии написал: «Если бы я был болезнь — я был бы паранойя. Если бы я был фрукт — я был бы тот еще фрукт»

— Вот-вот! Зачем тебе понадобилось за мною шпионить?

— Чего это я шпионил? Ничего я не шпионил. Просто я… дедукцией взял. И скальпелем рассудка. Шерлок Холмс — если хочешь знать — лопоухий Ватсон в сравнении со мною и моей способностью делать безошибочные выводы на основе мимолетных мельчайших деталей, косвенно сопутствующих тому или иному событию. Так что, можешь мне поверить на слово, милая бейба… извини… уважаемая Эльга, что я не выслеживал тебя и никаких ловушек не подстраивал, и не…

— Хорошо! Не мог бы ты воспроизвести устно нить твоих умозаключений, наверняка ложных, но… Как Холмс — Ватсону?

— Где же ложных, когда ты сама в этом призналась, только что?

— Лук, не хватай за язык, не зли меня больше необходимого! Итак, я внимательно слушаю всю цепь твоих дедукций. Ты меня очень этим обяжешь.

— Она коротка. Витька Желтков живет в одном доме с тобой. Он встает по утрам очень рано, потому что журналист и, следовательно, всегда с бодуна, он не раз видел, как Цуркан выходит из твоей парадной в восьмом часу утра и уезжает на своем «Вольво». А ты с балкона машешь ему рукой. Конечно, можно было бы допустить люфт и, соответственно, возможность брака в моих умозаключениях, предположив, что тому просто нравится ночевать на лестничной площадке, прикасаясь благоговейною щекою к ступенькам, по которым ежедневно ходит обутая в качественные импортные ботинки тридцать шестого размера та незнакомка, светлая и кроткая…

— Мерзавцы! О, какие же вы все мерзавцы!.. И этот алкаш…

Лук кивнул, соглашаясь. Цуркан, ублюдок, и сам хвастался насчет Эльги, не дожидаясь Желтковских сплетен, однако, ей об этом лучше не знать, иначе пойдет дополнительная душевная травма.

— Он не прав, да?

— Кто?

— Виктор Желтков, твой сосед по парадной.

— Ты просто негодяй.

— Кто бы возражал.

— Ну, а что — ты думаешь, мои силы бесконечны? Я год за годом ждала, верила…

— …надеялась… тратя без счета лучшие годы жизни…

— Надеялась, верно! А главное — пахала как проклятая! Не для себя, между прочим, не на себя! А на твою раскрутку! Но он, видите ли, у нас — гений… ему то не подходит… и это не подходит!.. Что ему жители долин с их копеечными страстишками и заботками!..

— Вона как.

— Прекрати юродствовать. О, кстати… по поводу лучших лет… Ты хоть знаешь, что стало последней каплей в наших отношениях?

— Нет.

— Я скажу. Я напомню. Что может быть легче — сочинить агитку для городских военкоматов? Тупую агитку из дежурных слов! Даун справится! Тема есть, рисунки есть, заказ есть, деньги под заказ есть — а ты что? Ты думаешь, этот заказ мне легко достался?

— А я что? Выполнил твой заказ, в срок сочинил. Более того, я его к себе в собрание сочинений помещу недрогнувшей рукой — ибо круто!

— Круто, да?.. «Юность — лучшие годы жизни. Проведи их с нами, сынок!» После такой твоей агитки сам Шерлок Холмс не найдет ни одного призывника, желающего сдаться в военкомат живым.

— Это уже не мое дело. Я создал качественный продукт, а денег за него так и не обрел.

— Ты создал дрянь, мусор!.. Как… как и все, что ты… настрочил недрогнувшей рукой!..

Лук снова кивнул. Деньги получил и, в конечном итоге, заказ исполнил никто иной как Цуркан. Под левым псевдонимом. Но пусть он, Лук, этого не знает, не то Эльгины взвизги перейдут в слезы и вся душераздирающая сцена прощания растянется во времени еще больше.

— …Длинное ли, короткое ты сочиняешь — все это одинаково никому не нужно! «Трезвую — приятнее!» — твое?

— Мое. Стихотворение-однострочник, в рамках борьбы… не помню уж с чем. Звонко, сжато, куртуазно. Плюс благонравие, плюс благозвучие и элегантный дактилический рисунок стиха.

— «…женщины не способны заменить нам в сексе кошек и собак, и это отрадно. В то же вре…» — это твое?

— Да, выхваченное из контекста, оно действительно кажется несколько… Слушай, Эльга! Мама дорогая, я ведь чуть не забыл! Я же вчера два слогана выдумал, они очень разные, но… Один двоесмысл, а другой просто забавен. Слушаешь меня?

— У- у-у-у… Да-а, Лу-ук. Я тебя слышу. Я вся внимание. Блокнот приготовить? Давай свои двусмысленности.

— Слоганы. Я пока не придумал, куда их приткнуть. Один дистих-двоесмысл, а другой… Гм. «Докучно обывать в толпе ведомых Толпой кровососущих насекомых.»

Это двоесмысл. В нем одновременно…

— Так, молодец. А второй?

— «Устали руки — добей ногами!»

— Это тоже двоесмысл?

— Н-нет, просто слоган.

— Всё. На этот раз, действительно все. Точка, жирная такая точка. Бож-же мой, как я рада! Прощай, Лук, я пошла. Счастливо оставаться, и всего хорошего тебе в твоей дальнейшей жизни. Успеха, как говорится, и… прощай.

— Ладно.

Эльга резко встала, чтобы уйти, и даже сделала несколько шагов прочь… Повернулась.

— Лук. Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

— Нет. Я всё понял.

— Совсем-совсем ничего?

— Ну, еще один дистих могу продекламировать. Абстрактное, безадресное пожелание в стихах, тоже недавнее, можно сказать — свеженькое.

— Хорошо. Продекламируй.

— «Подмани его, подзови На прокрустово ложе любви…»

Эльга ушла молча, и больше уже ни разу не обернулась.

Лук, было, привстал из уважения, чтобы стоя попрощаться с бывшей своей подругой, и опять плюхнулся на скамейку. Потрогал рукой рядом с собою — надо же, скамеечные перекладины все еще хранят тепло от обширной Эльговой попы, а она уже ушла, скорее всего — навсегда. Хотя нет, вполне вероятно, что она его пробьет на примирение, «на еще одну попытку», в свое время, когда разбежится с Цурканом, этого не долго ждать, сие очевидно… Эльга, при всех ее закидонах и порывах, птица более высокого полета, нежели этот хвастливый болван. Но и ей будет неуютно, когда личная жизнь замрет в подвешенном состоянии. Как правило, тут-то, на перепутье, и пригождаются ненадолго отодвинутые в сторону бой-други… Однако, он, Лук, уже отрезанный ломоть. Да, он сам себя прочно устранил от дальнейших отношений с Эльгой… от дружеских, сексуальных и от всяких иных. Он ее допёк — и это голимый факт, а ему она теперь чужая. Он-то думал, что разрыв остывших отношений его освежит, но стало только хуже, тоскливее. Перебирать варианты следует вечером, терпеливо, упрямо, а днем… Денег у него полно: свалились от издательства нежданные десять тысяч рублей, и этого ему хватит на две недели, да плюс еще выкроит из них за квартиру заплатить и в Петроэлектросбыт… А там видно будет. Эх, деньги, деньги, деньги…