Яна Дубинянская - H2O

— Женька…

— Да? — он старался хотя бы сам держаться спокойно.

— Пацаны хотят сгонять за ром-колой. Холодно, бр-р-р. Костя и Серый, о'кей?

Сглотнул. Надо рявкнуть. Но так, чтобы прозвучало не истерикой, а взвешенным командирским гневом. Сглотнул еще раз и обернулся:

— Какая, блин, ром-кола?! Ты устав вообще видел?!! — вроде бы ничего, получилось. Добавил примирительно и сурово: — Сейчас девчонки из штаба чай принесут.

— Так уже полчаса как должны были! Где они, твои девчонки?

— Забыл, какая толпа на площади? Сидите ждите.

Отпускать нельзя было никого, потому что начаться могло в любой момент. Виктор так и не разрешил формировать вооруженные отряды на местах — всякие там дубинки-резинки не в счет, — и теперь единственным боеспособным резервом оставались они, считанные десятки столичных и общаговских ребят, которых он готовил все лето. Правда, сейчас их строевая подготовка не бросалась в глаза. Пацаны шатались по вестибюлю поодиночке и по двое-трое, курили на лестнице, группа из шести человек молча и сосредоточенно резалась в карты, еще с десяток наблюдали за ними, натужно балагуря, в другой стороне шумно перекусывали, рассевшись вокруг газеты с бутербродами и консервными банками. Стволы дилетантски оттягивали полы курток или оттопыривали карманы джинсов, и Женька не поручился бы, что они по первой же команде окажутся снаружи.

Этап напряга, кое-как державшего отряд в нерве и тонусе, уже остался позади, и это было хуже всего. Теперь народ вело и расслабляло, казалось, будто под куртками с салатовыми повязками расползаются мускулы, мягчеют кости. Еще и эта ром-кола, блин. Ей что, и в самом деле греются?

У него и самого зуб на зуб не попадал. ДК стоял закрытый на капремонт, накрывшийся, естественно, в последние дни, и было решено разместить боевую группу именно здесь, на знакомой каждому развязке. Место тактически выгодное, кто бы спорил: и площадь через квартал, и правительственные здания вокруг. Но сквозь две двери (одна косо висела на верхней петле, а другую, черного хода, рабочие вообще вынесли) вестибюль продувало стылым и хлестким ветром. Все помещения были, наоборот, аккуратненько заперты на замки, не ломать же. Половина ребят уже покашливали и хлюпали носом. Где, блин, штабные девчонки с их чаем?! Где Олег?!!

— Где Олег?! — крикнула, врываясь, Краснова. Входная дверь закачалась за ней на петле, как скрипучий висельник. Ребята на миг прервали свои занятия и синхронно повернулись, будто и вправду в строю.

— Откуда я знаю? — огрызнулся Женька.

— Не возвращался?

— А ты его видишь?

Краснова беззвучно выругалась и исчезла. Она была везде. Она металась между площадью и штабом, центральным офисом и засадой боевой группы, разбросанными в толпе островками региональных активистов «Нашей свободы». То и дело организовывала идиотские акции вроде повязывания ленточек на щиты «коршунов»; ленточки, кстати, ни фига не держались. Периодически толкала что-то оптимистическое с центральной трибуны. И тоже не знала ни черта. И от этого злилась вдесятеро больше всех Женькиных ребят, вместе взятых.

Входная дверь еще качалась и скрипела, когда в проеме возник Олег. Женька вскочил ему навстречу, а ребята уже не среагировали, протупили. Ладно, о строевой подготовке поговорим потом.

Кинулся наперерез:

— Ну?!!

— Женька, — Олег никак не мог отдышаться, его потные волосы прилипли ко лбу. — Надо придумать… как-то сделать, чтобы обошлось без драки… Таня где?

— Прямо перед тобой выскочила, не знаю, как вы разминулись. Что в офисе? Что Виктор говорит?!

Олег махнул рукой, и лицо у него скривилось так, будто Женька спросил о чем-то незначительном до неприличия, вроде цвета шнурков на ботинках. Перевел дыхание и попросил негромко:

— Собери ребят.

— Зачем?

— Все очень плохо, Женька. Надо им объяснить.

— Блин, так объясни сначала мне!

— Хорошо, — тот выдохнул, прислонился затылком к дверному косяку. — Значит, коротко. В мире нефтяной обвал, экономический кризис. Выиграть от этого хотят те, кто с самого начала финансировал Виктора и «Нашу свободу». И теперь им обязательно нужно, чтобы началась стрельба, понимаешь?

Женька кивнул: что ж тут, мол, непонятного — но на самом-то деле понятны были отдельные слова, а общий смысл расползался, смазывался, не доходил до сознания, и признаться в этом было стремно. Олег стоял, вот чудак, на самом ветру, пропотевший, наверное, до футболки, дышал уже почти ровно, хоть и с присвистом, и смотрел куда-то поверх Женькиной головы.

Женька обернулся, глянул тоже. Ребята подтягивались, кучковались на лестнице, явно прислушивались к разговору, не решаясь подойти ближе. Поминутно то один, то другой дотрагивался до ствола, словно убеждаясь в его наличии.

Олег выпрямился:

— Ты командир. Прикажи им сдать оружие. Тут же самое главное — у кого не выдержат нервы. Первый выстрел. «Коршуны» сами не начнут.

Он стоял в проеме, запахивая на груди расстегнутую оранжевую куртку, серьезный, нелепый до нереального. Его вообще не должно было такого быть. Женька приготовился усмехнуться, потянул, словно на нитке, уголок рта в сторону и вверх…

И тут неподалеку хлопнуло. Сухой звук еле-еле перекрыл шум толпы. Будто взорвалась негромкая, без претензий, петарда.

Женька взвился, лихорадочно блуждая взглядом по головам, по ошалелым лицам навстречу, пытаясь пересчитать, вычислить, определить, — когда после мельчайшей паузы вдруг шарахнуло слаженным залпом, и замолкла на высокой ноте толпа, а потом снова заорала уже без малейшего ритма, пронзительным криком ужаса…

А второй залп наложился на его собственный голос, звучавший извне, словно записанный заранее на звуковую дорожку, только отжать кнопку:

— Стройся-оружие-готовь-выходить-врассыпную-слушать-мою-команду-ма-а-арш!

Во вскинутой руке откуда-то взялся пистолет, и все было правильно, все получалось так, как надо. Женька отшвырнул скрипучую дверь и выбежал наружу, в студеный воздух и несущийся со всех сторон оглушительный крик. Не оглядываясь, рванул вперед, наперерез квартала, и ребята, конечно, бежали следом, слаженные, мобилизованные, счастливые — дождались, дорвались, за нашу свободу!

Сверкнули в проеме улицы блестящие, похожие на звенья длинного металлического пояса щиты, они двигались во все стороны одновременно, неуязвимые, лишенные тылов, ощетиненные черными дулами. Женька обернулся, сделал отмашку: рота за мной, остальные разделиться и дворами, сколько раз отрабатывали маневр здесь же, на местности, «коршуны» о нас не знают, они в конце концов откроются, а мы…

Грянул залп, и еще один, Женька завернул за угол, вырываясь на открытое пространство — и вдруг все стало не так, все в одночасье, абсолютно все.