Яна Дубинянская - H2O

А, ну все понятно. Виктор вздохнул; как ни странно, с некоторым облегчением. Всего лишь топим потенциальных конкурентов. С переменным успехом.

— Саша, я плачу вам не за обсуждение моей кадровой политики. Изложите вашу идею. И вкратце, осталось совсем мало времени.

— Это не идея, — проговорил Гутников негромко и глухо. — Это предостережение.

— То есть вы уже высказались.

— Нет!

— Всего хорошего.

Виктор поднялся из-за стола, слишком нарочито, тьфу, посмотрев на часы. Но откуда, черт возьми, всем обо всем известно?! Раньше, чем он вообще начал у тебя работать. Разумеется, никто не брал с мальчика подписки о неразглашении, но чтобы информация распространялась так стремительно и гулко, словно звук по воде, достигнув, правда явно в искаженном варианте, даже почти асоциального Гутникова… нет, неправильно. Странно, с трудом объяснимо, да и нет времени искать пояснений.

— Вы собираетесь вечером на Министерские дачи?

Прозвучало так неожиданно, что Виктор застопорился в неудобной точке между столом и креслом. Гутников тоже встал; на его лицо, прямо на глаза, падала влажная прядь, и он не убирал ее. Да нет, что за наваждение: о том, что ты по пятничным вечерам, как и весь политический бомонд, наезжаешь в Министерки, знает каждый, кто связан с тобой хоть какими-то отношениями или просто читает светские порталы. Ничего сверхсекретного и сверхъестественного. Но причем тут…

— Не ездите, — жестко бросил гений.

Откинул волосы, развернулся и зашагал прочь оскорбленно и гордо.

Посреди ледового поля, расписанного белыми усами коньковых следов, крутила пируэты Анциферова, узкая и гибкая в облитом костюме цвета стали. Похоже, когда-то она занималась фигурным катанием. Остальные приглашенные, большинство из которых Виктор не знал, явно чувствовали себя на коньках менее уверенно и кучковались поближе к краям катка, придерживаясь за фуршетные столы, а кое-кто обреченно сидел на скамейках у кромки. Надо льдом реяли гроздья воздушных шаров, сгруппированных в эмблему «Термоядера», добрую и детскую, скалящуюся десятком желтых смайликов.

— Вам помочь? — ослепительно улыбнулась официанточка на коньках.

— Спасибо, я сам.

Затянул шнуровку, встал со скамьи и попробовал коньком тающую по периметру кромку льда. Лед у термоядеров был так себе, не в пример хуже, чем на твоем собственном катке. Единственное, что тебе никогда не приходило в голову проводить там какие-либо презентации, съезды или брифинги. Недостаток креатива, позор Сашке Гутникову.

Заскользил вдоль столов широким конькобежным шагом, отмечая глазами и приветственным жестом одинокие знакомые лица. Все крупные акционеры «Ворлд Ойла», да. Директора нескольких мировых энергетических концернов. Группа одинаковых и мелких, как горошины, азиатов, наверняка какие-нибудь альтернативщики из области высоких технологий. Вообще многовато иностранцев, да еще и первых лиц, для презентации в таком, по меркам «Термоядера», захолустье. Никакой отечественной прессы, да и вообще никакой. Похоже, мероприятие действительно рабочее и статусное.

На катке.

Толстый дядька, абсолютно незнакомый (булавка в его галстуке, прикинул на глаз Виктор, стоила, как гектар земли на Южном берегу) набрал себе полную тарелку, взял бокал красного, неловко оттолкнулся от стола — и полетел навзничь, рассыпая на лед балык, икру и оливки, веером роняя кровавые капли из чудом уцелевшего хрусталя. Подшустрили две девочки на коньках, одна быстренько уничтожила следы разрушения, вторая поднесла другой бокал и точно такой же набор закуски. Но поднимался дядька сам, без посторонней помощи. Сначала встал на карачки, пачкая колени дорогих брюк ледяным крошевом, потом на корточки, затем с трудом оторвал пальцы ото льда и, наконец, выпрямился, балансируя и пошатываясь.

А ведь так, по-видимому, и задумано, усмехнулся Виктор. Насчет конкретного места проведения презентации не предупредили не только тебя. Очередная психологическая примочка с весьма, надо признать, действенным эффектом. Насколько тебе известно — правда, информация, которую удается собрать о «Термоядере», никогда не стопроцентно достоверна и уж точно далеко не полна, — в этой конторе держат огромный штат психологов, психиатров, гипнотизеров, специалистов по НЛП, социальным фобиям и прочим вещам, безмерно далеким от собственно ее ниши на рынке. Которая могла бы стать куда глубже и шире, если бы удалось решить их главную, глобальную проблему.

— Уважаемые господа! Минуточку внимания.

Голос гулко прокатился над повернутыми в одну сторону головами. Черный, чуть-чуть поблескивающий и стремительный, Макс Зильбер молнией пронесся по льду, прокрутил в мгновенном танце Анциферову, походя отодвинув ее на периферию, и в широком развороте занял место под эмблемой.

— Спасибо всем, что вы пришли. Сегодня Всемирное акционерное общество «Концерн „Термоядер“» представляет вашему вниманию новый беспрецедентный проект под условным названием «Вспышка звезды»!

Присутствующие зааплодировали; вышло не особенно дружно, слишком многие боялись отпустить локоть соседа или край стола. Кто-то поскользнулся, другие уселись на лавочки по периметру, выставив нелепо торчащие коленки. Поправляли переводчики в ушах: Макс говорил на своем родном языке, и наушники выдавали еще при входе, вместе с коньками.

— Впрочем, все в мире — чистая условность, — продолжил он. — Думаю, присутствующие это понимают.

Перевод был неточный, на самом деле Зильбер выразился длиннее, тоньше, двусмысленнее. Виктор извлек наушник: лучше поднапрячься и послушать в оригинале. Зашуршала, зашептала, зазвенела внешняя звуковая дорожка, с непривычки почти заглушая голос выступающего. С противоположной стороны ледового поля в Виктора вцепились глаза Ирки Анциферовой, она делала какие-то мимические знаки, абсолютно непонятные, гротескные. Сверху скалились, смутно отражаясь во льду, надутые гелием желтые смайлики. Наплывало чувство наваждения, абсурда. Возьми себя в руки. Сосредоточься. Слушай.

Прислушался. Было интересно.

Ни для кого не секрет, что мировой социум болен, говорил Зильбер. Мир так и не сумел оправиться после кризиса девятнадцатого, и этот процесс чересчур затянулся, чтобы продолжать считать его нормальным периодом ремиссии. Болезнь рискует стать неизлечимой, навсегда отрезав человечеству пути к развитию, прогрессу, процветанию, и тогда впереди останется только медленное сползание вниз, апатия, деградация, а через не такой уж большой в глобальном понимании срок — и смерть, сначала социальная, а затем и биологическая. Если мы не примем своевременные меры.

Пауза для переводчика и ораторского эффекта; в тишине кто-то уронил на лед хрустальный бокал. Тихий жалобный звон — стопроцентно психологическая примочка, Виктор не сомневался. Теперь, по законам жанра, должно прийти спасение, и трудно ошибиться в прогнозе, откуда именно.