Дмитрий Леонтьев - Русская сказка

— Он далеко отсюда, на кордоне. Завтра хазары попытаются перейти границу и мы их встретим. Так что я попрощаться зашел.

— Правильно, — одобрил Рустам. — Нечего здесь делать. Дурной мир. Этот мир сделали для бушмэнов. Василисе здесь было тяжело. Мне тоже. Да и вы с Ильей не от мира сего. Правильно. Уйдем все отсюда.

— Но по разному. Я сейчас встретил одного… Тоже идет… Только мы остаемся стоять на кордоне.

— Вот это глупо. Надо было собраться всем вместе… у меня. И пить. Так правильнее. Хотя, Илья может позволить себе красиво погибнуть, он всегда был воином. Ему и погибать богатырем. А я хотел стать ученым. Мне пить…

— А мы погибать не хотели, — сказал я. — Мы туда для другого пошли.

— А я не могу. Поздно. Моя смерть в вине… Передай Муромцу мой прощальный поклон.

— Передам, — сказал я, поднимаясь. — А что передать твоему деду, когда я встречу его… там?

Миска снова полетела в меня.

— Прощай, Рустам, — сказал я.

На Калку я вернулся поздней ночью, но богатыри не спали. Они сидели вокруг костра на берегу реки, и Алеша играл на свирели что-то мелодичное и невыразимо печальное. По ту сторону реки волновалось оранжевое море из горящих костров, слышались крики, звуки труб и бубнов. Один костер — на этом берегу, и тысячи — на том…

— Не поверил? — прозорливо догадался Муромец, когда я подошел к костру. — Как обычно… Местные крестьяне уже увязали скарб и двинулись отсюда прочь. Они и предупредят всех на своем пути… Бабу Ягу видел?

— Она не сможет помочь. У нее… более важные дела.

— Это хорошо, — спокойно отозвался Муромец. — Старуха зрит будущее. Если она бережет себя для более важных дел, значит это будущее у земли русской есть.

— А что Владимир? — спросил Добрыня.

— Князь умер, — ответил я. — Дадон женился на Варваре и стал князем.

— Жаль, — после долгого молчания сказал Добрыня. — Владимир был славным воином… Многое успел… Вечная ему память… Что ж… До рассвета уже недалеко. Ты знаешь какие-нибудь песни твоих стран, Иван? Спой нам…

Я принял протянутые гусли, подумал, перебирая многочисленный репертуар своего мира, и словно блики костра высветили из моей памяти строки Брюсова. Я бережно тронул струны и запел:

Туман еще клубился над болотом, размывая очертания деревьев и наполняя воздух затхлой сыростью, когда мы выехали к узким мосткам, проложенным через топь.

— Так вот ты каков, Калинов мост, — вслух произнес я, разглядывая неприметные, выложенные полусгнившим хворостом мостки. — А как красиво звучит в сказках…

— В сказках все красиво звучит, — сказал Муромец, — там и дурак героем выступает…

— Тихо! — поднял руку Добрыня. — Идут…

На той стороне туман сгустился, зашевелился, перекатываясь темными волнами, и вдалеке что-то зарокотало походным барабаном.

— Конница, — определил на слух Муромец. — Здесь им придется вести коней в поводу. А пешком больше двух человек зараз не пройдут

— Стрелять будут? — спросил я.

— Нет, — уверенно ответил Муромец. — Во-первых, туман. А во-вторых, это все таки не бушмэны. Позориться, если четырех человек стрелами или дротиками забросать придется? Так будут прорываться, на воинское искусство надеясь. А в этом мы с ними поспорим.

Он надел боевые рукавицы и с тихим шелестом вытащил из ножен меч.

— Я первый. Окажите мне эту честь?

— С Богом, Илюша, — хлопнул его по обтянутому кольчугой плечу Добрыня. — В раю встретимся. Без меня только пить там не начинай, а то знаю я тебя — и в раю запасов не хватит.

— Но ты все же не торопись, — усмехнулся в ответ Илья. — Если меньше моего хазар навоюешь: лучше на земле оставайся — я со слабаками не пью.

Он не торопясь выехал на опасно хрустящий хворостом мост и застыл едва видимый в тумане, поджидая приближающегося врага.

— Кто посмел встать на пути непобедимого войска хазарского? — донеслось с той стороны.

— С каких это пор оно непобедимым стало? — удивился Илья. — Бил я вас всегда и теперь привычек менять не собираюсь.

— Готовься к смерти, хвастливая собака, — заорали с той стороны и мост затрясся от множества бегущих по нему ног…

Да, старик умел драться. Видел я его на боях тренировочных, и в ратоборстве с бушмэнскими монстрами, но такой уровень мастерства он показал мне только сейчас. Трех минут не прошло, а болото уже приняло в дар первый десяток неразумных.

— Муромец, ты, что ли? — обеспокоенно спросили с той стороны.

— Узнали, наконец?

— Что ты здесь делаешь? Ваш князь приказал снять заставы…

— Ты что, дурной совсем? — обиделся Муромец. — Давай следующих.

Мост затрясся сильнее. Минут пять слышалась возня, пыхтение, звон метала, приглушенные крики, затем все смолкло.

— Муромец, ты жив? — спросили из тумана.

— Умер, — лаконично ответил Илья. — Давай следующих.

— Муромец, — предложили с той стороны. — разойдемся по хорошему? Мы тебя не тронем.

— И на том спасибо, — обидно рассмеялся богатырь. — Я вам того же пообещать не могу… Я хочу видеть вашего вождя — Исаю.

— А не слишком ли большую честь запрашиваешь?

— А ты его спроси, — посоветовал Муромец.

На пару минут воцарилась тишина, затем тот же голос сообщил:

— Он едет к тебе, встречай.

Муромец повернулся к нам и помахал рукой, прощаясь. Затем твердым, уверенным шагом пошел вперед и туман поглотил его. В вязкой, наполненной ожиданием тишине мы переглянулись, и тут ударил звон. Да какой! Словно сотни колоколов звонили о битве страшной, неистовой и невиданной досель. Не знаю, сколько это длилось: каждый миг показался мне вечностью… Наконец, в болоте чавкнуло, словно коровью тушу сбросили и хриплый, нечеловечески яростный голос Ильи вновь зазвучал над болотом:

— Что, сынку, помогли тебе твои бушмэны?.. Эй, вы! Давайте остатки!

— Почему не рассеивается туман? — спросил я, устав от ожидания. — Илья бьется не первый час, давно должно взойти солнце?

Мне никто не ответил.

— Твоя очередь, Добрыня, — вдруг повернулась к нам непривычно молчаливая Скилла.

Добрыня кивнул, надел шлем и слез с коня.

— Беги, дружище, на волю. Послужил ты мне славно, — он хлопнул коня по крупу, и не прощаясь с нами, пошел в туман.

— Муромец, мы же тебя убили?! — раздался из сумрака испуганный возглас.

— Размечталась, падаль! — рявкнул Добрыня Никитич. — Давай следующих!