Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

– Петя, ты говоришь таким тоном, как будто нас ждет катастрофа! – испуганно произнес Сюняев. – Что стряслось?.. Что-то стряслось?

Гиря поднял руки.

– Валера, не устраивай истерику. Ничего не стряслось. И впредь ничего не стрясется. Все будет крайне хорошо и просто замечательно. Уверяю тебя, нет никаких оснований для беспокойства!

– Но я же абсолютно ничего не понял из того, о чем ты говорил!

– Но я еще ничего не говорил!

– Ну, так скажи, наконец, в чем дело?

– Послушай, мы только начали, а у тебя уже нервический припадок. Что же будет к концу?! Прошу тебя, успокойся. Не знаю.., коньяку ему налейте, что ли… Валера, я всего лишь прошу, чтобы ты и все здесь присутствующие до поры до времени не делились ни с кем никакими своими прозрениями. Не насовсем, понимаешь, а только на время. Я ведь не могу знать, что тебе в голову стукнет завтра. И ты с этим побежишь в Коллегию, или напишешь докладную, что, мол, так и так, Гиря, мол, враг человечества…

– Но ведь ты не враг, я же знаю.

– Не враг. Я – лучший друг человечества, самый верный, и преданный, клянусь всем, чем тебе хочется. Но я начинаю очень сложную интригу, причем, желательно, чтобы все остальное человечество в нее не было бы втянуто. Пусть себе идет по пути прогресса – мы ведь не станем ему мешать, правда?

– Хорошо, уговорил!

– Ну, вот и ладушки! А остальные? – Гиря посмотрел на Сомова.

Тот улыбнулся и кивнул.

– Ты, Глеб? Я, конечно, могу тебе просто дать указание держать язык за зубами, но все же?

Я, по примеру Сомова, тоже улыбнулся и кивнул.

– Тогда у меня к тебе просьба: возьми на себя психологическую балансировку Куропаткина.

– Я думаю, с Васей проблем не будет – наш человек.

– Глеб, – Гиря просверлил меня взглядом. – Я не прошу тебя думать. Я прошу сделать так, чтобы проблема Куропаткина в перечне моих проблем не фигурировала. Если для этого нужно думать – думай. Если блеять козлом – блей. Но просьбу мою выполни. Куропаткин еще пацан, и вращается в своем кругу. А это такой контингент, в котором информация распространяется быстрее скорости звука, и желающих хоть завтра лететь к звездам предостаточно. Ты вот подумай лучше, что произойдет, когда эта часть всеми правдами и неправдами полезет в космос осваивать кометы… И еще: если он хоть словом обмолвится о том, что они с моим.., этим, как его,.. выделывали в виртуальной реальности, я ему уши оборву!

– Тогда уж логичней вырвать язык, – заметил Сомов. – Но, о чем, собственно речь?

– Погоди, Володя, дай мне закончить, – отмахнулся Гиря. – Что касается Кикнадзе, Штокмана и Карпентера, я их сам в свое время обо всем проинформирую во всех деталях. Они народ необидчивый – поймут. А лишний риск утечки информации мне ни к чему… Теперь, Глеб, рассказывай о визите к Бодуну. Без эмоций, но с деталями.

Я начал рассказывать. Я старался все излагать сухо и максимально подробно. Разумеется, я умолчал кое о чем, в частности, о том что Гирей обещано содействие. Я решил, что будет лучше, если этот момент он озвучит сам. Соответственно, я умолчал и о пожеланиях Бодуна.

По мере того, как я рассказывал, на лице Сюняева все явственнее проступала гримаса недоверия. Сомов же не проявлял никаких эмоций.

Когда я закончил, Гиря сказал:

– Я владею кое-какими дополнительными фактами. Но сначала хочу услышать ваше мнение. Ты, Валера, как вроде не веришь своим ушам. Я тоже испытал на себе это неприятное м-м… недоверие, но немного поразмыслив, пришел к выводу, что никаких доводов, подтверждающих его обоснованность изобрести не могу. В твоем интеллектуальном арсенале есть разные логические трюизмы. Самое время их сейчас продемонстрировать изумленной публике.

– Знаешь.., – Валерий Алексеевич потряс руками. – Все это настолько дико и фантастично, что…

– Да, – обронил Сомов. – Это впечатляет. Но для меня, лично, теперь многое становится на свои места. Меня даже не смущает тот факт, что виртуальный Гиря так буднично воспринимает свое состояние. Хотя он, как я понял, оказался в весьма необычном положении. Так вот, после аварии я лежал в клинике. Был момент, когда и я, и тот, второй Сомов, существовали одновременно в одной голове. Это трудно передать, но мы как бы стояли один против другого, а наше общее тело было для нас чем-то третьим. И как бы задавало немой вопрос: "что мне делать?". Я первый сообразил, кто мы и где мы. И сказал ему: "давай ты!". Потом наблюдал за событиями как бы со стороны, и мое бытие стало каким-то рваным…

– Володя, поговорим об этом позже, – мягко перебил Гиря. – Констатирую. У меня больше нет сомнений в том, что некая группа людей во главе с Асеевым создала м-м.., скажем так, консорциум, и в течении примерно семи лет готовила полет за пределы Солнечной системы, имея целью основать дочернюю цивилизацию. Сейчас они, в основном, уже готовы к старту. Какими дополнительными средствами располагают, вам известно. Главный вопрос, который мы, здесь сидящие, должны решить пока только для себя – я это подчеркиваю – что нужно делать исходя из интересов нашей цивилизации? Опять подчеркиваю: цивилизации в целом, а не тех или иных ее частей. Возможные ответы: игнорировать, помочь, воспрепятствать.

– Петя, – голос Сюняева дрогнул. – Что ты такое говоришь! Как мы можем препятствовать? Разве мы имеем на это право? Неужели… Это ведь… Это преступление. Этого нельзя делать!

– Валера, родной, – Гиря поднял ладони кверху, – я всего лишь отчетливо сформулировал варианты. Так я поступаю всегда. Если проблема конкретная, я подхожу к ее решению конкретно. Вот сейчас некая проблема конкретизируется прямо на наших глазах. Все возможные с нашей стороны реакции я перечислил. Рассматриваю реакцию "воспрепятствовать". Беру в расчет все последствия. Ущерб наносится? Практически, никакого. Наоборот, утиль с орбит исчезает. Люди гибнут? Ну, в каком-то смысле, да. Они ведь не вернутся, то есть исчезнут. Но исчезнут добровольно, и даже во имя какой-то высокой цели… Требуются значительные затраты ресурсов? Никаких!.. Моральный ущерб наносится? Тут могут быть разные мнения. Но особого ущерба я не прогнозирую, если конечно… Что еще? Все! Никаких оснований препятствовать я не вижу. Пусть летят. Обрати внимание: мне совершенно не понадобились эмоции.

– В тебе погиб выдающийся бухгалтер, – сказал Сюняев желчно.

– Ничего подобного. Он во мне живет и процветает. Ведет баланс условий, обстоятельств, действий и последствий этих действий. Я, как ты заметил, не взял на себя роль Христа, и не хочу страдать за все человечество, или какую-то его часть. Но считаю, что имею право взвешивать последствия и за всех скопом, и за каждого в отдельности… Твое мнение, Володя?

– Я согласен с Валерием. За все человечество решать не могу, но лично я препятствовать не считаю возможным. Из оставшихся вариантов я склоняюсь к "игнорировать", – сказал Сомов.