Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

– Возможно и так, – Гиря повернулся ко мне. – Вот, Глеб, смотри на него – он весь тут. Он думает, что меня можно обвести вокруг пальца, но я знаю его как облупленного. Основная особенность стиля Валерия Алексеевича заключается в том, что он начинает думать, когда нашкодит. И сейчас, он сначала устроил скандал, а потом сообразил, что надо же что-то предложить взамен того, что он покрыл матом. Тут у него мозги и заработали!

Мне показалось, что Валерий Алексеевич сейчас вскочит, начнет рвать рубаху на груди и стучать в нее, выкрикивая: "Кто? Я?! Да ни в жисть!", и тому подобное. Но Сюняев только молчал и сопел, как мальчишка, вызванный к доске и уличенный в халатном отношении к творчеству Лермонтова.

Я, собственно, только теперь понял, к чему клонится разговор. Суть проблемы состояла в том, что все попытки контролировать правильность использования судов Космофлота с позиций безопасности сводились на нет двумя службами ГУК – диспетчерско-навигационной и эксплуатационной. Противоречия носили объективный характер. Суда выходят из строя, а людей, сырье и грузы надо доставлять по утвержденным планам. Все суда делятся на классы, в соответствии с предназначением. На лайнерах, скажем, нельзя возить некоторые грузы, а на балкерах – пассажиров. На рейдерах все это можно, но рейдеры не ходят по маршрутам. Причем, запреты, налагаемые Уставом, категоричны, а обстоятельства – какие угодно. Компромиссы и обходные пути, которые находят эксплуатационники, нас не всегда устраивают, потому что усугубляют последствия аварий.

Но именно Валерий Алексеевич курировал это направление и занимался всеми безобразиями в отсеках КК. То есть, практически все серьезные аварии расследовал он. Кикнадзе занимался стационарными объектами и службами, Карпентер – "человеческим фактором", а Штокман был универсал и мыслитель. Он анализировал, делал выводы, и предлагал кары.

Планеты, спутники и астероиды двигались строго по своим орбитам, а вот КК перемещались по трассам в виде замысловатых траекторий, усугубляя задачу Сюняева. Помимо собственно расследований, он должен был, заботиться о предотвращении происшествий, и "профилактика" была его любимым словом. А любимым занятием – инспекторские налеты на космопорты и орбитальные базы Космофлота. У него даже были специальные титулы: "главный советник Коллегии ГУК по вопросам безопасности" и "главный инспектор". Вообще говоря, последний должен был носить Гиря по должности, но он очень ловко из-под него вывернулся, мотивируя тем, что является членом Коллегии, руководителем отдела безопасности и одновременно ВРИО руководителя сектора безопасности. Почему он уже пять лет был ВРИО, я не знаю, но думаю, что такое его позиционирование было частью какой-то хитрой политики.

Что касается Сюняева, то он одним своим видом приводил в состояние трепета бывалых капитанов, даже при отсутствии нарушений на борту, а уж если таковые имели место, и, упаси Бог, приводили к последствиям… Видели бы они, как он сейчас отбивался от Гири, то-то бы вскипела желчь! Какими тонкими язвительными улыбками покрылись бы физиономии космических волков и прожженных орбитальных администраторов.

– Но нет худа без добра, – констатировал Гиря, направляясь в свой закуток между сейфом и столом.

Валерий Алексеевич испустил шумный вздох. Первый, самый драматический акт пьесы был сыгран, начинался второй.

– Обмозгуем, разработаем, предложим, – сказал Гиря. – Но это когда еще будет, и будет ли вообще. Страсти будут кипеть вокруг затрат и кресел. Но нам на это начхать. Хотите безопасность – делайте по-человечески, не хотите – делайте что хотите, но потом не обижайтесь. Правильно я говорю? – Гиря прочно уселся на место. – И что, действительно одно судно в трех местах?

– Именно, Петя, именно!

– А где оно фактически?

– Вопрос на редкость глупый, и совершенно бестактный.

Можно было только удивляться, с какой скоростью Валерий Алексеевич перешел из состояния распекаемого школяра, в фазу самоуверенного и знающего себе цену заместителя начальника отдела, выполняющего боевую задачу на посту. Вообще-то за время работы в отделе я имел возможность изучить характеры старших коллег. Но впервые оказался свидетелем того, как в среде этих характеров зарождается новое направление в деятельности отдела. Ибо, как я понял, теперь Гиря начнет строить политику. Это такое многоэтажное здание с запутанной системой коридоров, куда он загонит всех смежников, и где последние будут шарахаться, пока не соберутся в одной комнате, из которой не обнаружат никакого выхода. Там уже будет сидеть Петр Янович. Он воздвигнет свой перст и укажет правильное направление.

Автор идеи, несомненно, Сюняев, но Гире на это плевать. Чужие идеи он схватывает мгновенно, и никогда не пытается сделать вид, что он – соавтор. Напротив, предъявив саму идею коллегам, он тут же называет автора, и предлагает всем брать пример, мотать на ус, учиться мыслить столь же четко и масштабно, а также гордиться тем, что в их рядах работает человек практически гениальный, если абстрагироваться от его наследственной лени или патологической вспыльчивости.

Что касается Сюняева, то однажды, в приватном разговоре, Кикнадзе мне сказал доверительно, что Валерию Алексеевичу цены нет.

"Видишь ли, Глеб, Сюняев обладает таким редким качеством, как полное, абсолютное бесстыдство. Но не в том смысле, что он человек бессовестный или непорядочный. Вовсе нет. Но про таких людей, извини, говорят: "ты ему плюй в глаза, а ему все – Божья роса". Просто удивительно, с какой скоростью Валера оправляется после любой конфузии. Вот он разбит, уязвлен и повержен. Враг торжествует, теряет бдительность, и с изумлением обнаруживает, что его берут за глотку. Я это наблюдал сто раз, и сам подвергался неоднократно. Поэтому меня Гиря не трогает, а Сюняев у него – штатный мальчик для битья. Просто он поддерживает необходимый уровень адреналина в крови Валерия Алексеевича".

Я отметил, что данный эпизод как нельзя лучше иллюстрирует мнение мудрого Зураба Шалвовича.

– Глупый? – переспросил Гиря, и задрал брови. – И еще, вдобавок, бестактный… Ай да я! Надо же было так опростоволоситься. В самом деле, какая разница, где находится данный КК, если он и без того не может находиться в трех местах разом.

– Вот именно! – поддержал Сюняев, не чувствуя подвоха.

– Совсем старый стал, – признался Гиря Сюняеву. – Задаю глупые и неуместные вопросы старшим подчиненным в присутствии младших. Гнать меня надо в три шеи! Но все же, где именно он находится, этот несчастный КК, ты поинтересоваться не изволил?

– Изволил. Он стоит в лунном доке на ремонте.

– Х-ха! – Гиря стукнул кулаком по столу. – Так я и знал. Он себе стоит, подвергаясь ремонту, а тем временем два остальных перемещаются в разных направлениях, перевозя живую силу и технику.