Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

– Надо полагать, – согласился я. – И где же он политикует сейчас?

– В данный момент он путешествует. Не думаю, что он совершает восхождение на Эверест, но, уж во всяком случае, находится где-то поблизости. Его вдруг заинтересовала восточная экзотика, и он вместе с Зурабом Шалвовичем посещает Непал.

– А, так вот в чем дело, – догадался я. – Он в Непале!

– Да, он там. Не удивлюсь, если завтра он отправится на поиски гроба Господня, а по дороге осмотрит знаменитый камень Кааба. Там, говорят, записаны какие-то э-э… ценные указания, но их до сих пор никто не расшифровал, посему нет никакой возможности их выполнить. А жаль. Нам бы сейчас они не помешали, – Сюняев тяжело вздохнул.

– Н-да, – я кивнул. – И это все?

– Да, не густо, – согласился Сюняев.

– А Зураб Шалвович выехал заранее?

– Да, он как-то неожиданно выехал… Вот как Сомов нашелся, так и выехал. А потом и Петра Яновича вызвал. Теперь уж, верно, они там слились воедино… А мы здесь сидим, – он опять вздохнул.

– Может быть вам тоже выехать? – предложил я.

– Нет, мне велено сидеть здесь и реагировать. А на что? Я вот на вас среагировал… Тишина… Очень мне не нравится эта тишина. Все очень и очень подозрительно. Ничего не происходит!

– Действительно, – согласился я. – Но, быть может, это хорошо. Может быть, как раз, наступают лучшие времена.

– Возможно, они и на подходе, но пока перемен я не замечаю. Да, кстати, Петр Янович рекомендовал мне порекомендовать вам с Валентиной нанести визит Шатилову. Настоятельно.

– Но.., – я запнулся и стушевался, вдруг осознав…

Что? А то, что этот давно запланированный визит внесет в мою судьбу необратимые коррективы.

Почему? Я даже для себя не смог бы это сформулировать. Наши отношения с Валентиной – это пока было наше личное дело, несмотря даже на Валерия Алексеевича. Но если я накоротке познакомлюсь с ее дедом, то все. Данный визит крепким канатом привяжет меня к этому семейству, и разорвать его впоследствии я не смогу и не захочу, что бы потом не случилось. Я на веки вечные останусь мужем Валентины, возможно, нежно любимым, возможно, бывшим, возможно, изменщиком и негодяем, но безусловным мужем и членом семьи, хочется мне того, или нет. Я уже не смогу стать для них чужим. Что-то во мне протестовало против этого, а почему, я никак не мог понять. И вдруг понял. Я понял, что все дело в Валентине. Если у нас не заладится, а при ее характере это почти неизбежно, то все семейство дружно встанет на мою сторону, начнутся соболезнования, порицания и прочее в этом роде. И я окажусь в центре круга внимания этих людей. Вот именно это мне и не нравится. Я привык ощущать себя суверенной личностью, привык все решения принимать сам, сам себя казнить, миловать и жалеть. Но чтобы меня кто-то жалел – не-ет!

Теперь уже я тяжело вздохнул.

Сюняев на меня посмотрел и ухмыльнулся. Похоже, он все понял. И похоже, он сам находился точно в таком же положении уже.., ну, минимум двадцать лет.

– Вот что, Глеб, – он похлопал меня по плечу, – не все так трагично, как кажется с первого взгляда. Если ты будешь вести себя правильно – а я тебя потом научу, как это делается, то останешься при своих.

– В каком смысле? – сказал я, чтобы сказать что-нибудь.

– Это не важно. Иногда надо следовать влечению души, а смысл со временем подберется. Смыслов, как выяснилось, гораздо больше, нежели возможных решений и поступков. Всегда, при необходимости, можно подобрать что-нибудь приличное…

Дверь открылась – за ней стоял Шатилов. Он отошел в сторону, и жестом пригласил нас войти. Я взглянул на Валентину – она стояла, потупив взор и изображая смущение.

"Ага! – подумал я, – стало быть разыгрывается классический сюжет "приход блудной внучки к строгому деду". Будем соответствовать".

Я тоже потупил взор.

Все эти подготовительные телодвижения были немедленно оценены по достоинству и пресечены в корне.

– Только вот дурака валять не надо, – сказал Олег Олегович сердито. – Сцены у ручья отменяются, за неимением сцены и ручья. И потом, все это делается несколько иначе.

– А как? – сказала Валентина с интересом.

– А так. Надо броситься на шею любимому деду и спрятать смущенное лицо в складках его ночного халата. Халата у меня нет, но я подобрал спортивную куртку соответствующей расцветки, так что валяй.

Валентина прыснула и кинулась на шею. Я тоже переступил порог и встал столбом, поскольку альтернативой было топтаться на месте, а делать это я не умею.

– Так, – сказал Шатилов, снимая, наконец, Валентину со своей шеи и ставя рядом со мной. – Я все это представлял себе несколько иначе, и даже заготовил речь, но, увы, обстоятельства не соответствуют.

– Нет уж, дед, – сказала Валентина решительно, – ты давай не комкай программу. Какая там речь готовилась? Небось, порицательная?

– Отнюдь, – Олег Олегович хмыкнул. – Речь такая: "Стало быть, Валентина, вот этот импозантный молодой человек и есть избранник твоего сердца? Свершилось великое таинство любви?"

– Ну, свершилось. – Валентина пожала плечами. – А чем плохо-то?

– Да тем, что обстоятельства не те. Я не умею в таком темпе приспосабливать свои речи к изменившейся обстановке. В связи с этим, у меня только один вопрос: какой срок?

Валентина сначала ничего не поняла, а когда поняла, немедленно смутилась уже без дураков.

– Ты, милая моя, взором меня не жги, – буркнул Шатилов, – у меня уже были две таких, с обжигающим взором, так что все это мне не внове. Дело серьезное, и нечего тут крутить. Сколько?

– Четыре, – выдавила Валентина.

– Чего четыре? Часа, дня, месяца?

– Ну, недели же, дед. Это все неделями меряют.

– Серьезно? – Шатилов втянул голову в плечи. – А почему?

– Да потому. Это женские дела, и мужиков они не касаются.

– Ну, положим, мужики в этом тоже не последний элемент, – Олег Олегович скосил взор на меня и подмигнул. – Ладно. Самочувствие, симптомы и прочее в порядке? Кислое, соленое? Ты у врача была?

Валентина скорчила рожицу и наморщила лоб.

– Слушай, дед, прекрати. Можно подумать… Долго мы тут еще будем топтаться? Я пить хочу!

– Ага, – сказал Шатилов, – повышенная капризность, сухость во рту. Все нормально. Пошли.

Мы гуськом прошли в гостиную, я для приличия постоял возле кресла, сел и с любопытством огляделся по сторонам. Все же интересно, какие бытовые условия принято поддерживать на столь высоком административном уровне…

Никаких особых излишеств я не обнаружил, но и нельзя было сказать, что обстановка спартанская. Единственное, что я отметил: все очень низко. Низкие удобные кресла, низкий столик, низкое бюро в углу, какой-то сложный агрегат в другом… Ну, и палас на полу, конечно, – нечто в своем роде. Ворс сантиметров пять – мне такие еще не попадались.