Алексей Грушевский - Игра в Тарот

— Воды нет? Нужно водой её окатить.

В ответ ему было гробовое молчание. Все были так потрясены увиденным, так напуганы чудовищным мастерством «старшего по режиму», что лишь с ужасом смотрели на него, боясь к нему подойти, и стараясь инстинктивно отодвинуться подальше.

— Ну, если воды нет, придётся по-простому. Члены комиссии не возражают? — Пал Палыч как-то двусмысленно и нагло подмигнул трибуне.

Товарищи члены комиссии, все как один, лишь как-то судорожно сглотнули и как китайские болванчики синхронно затрясли своими головами.

— Нет возражений. Это хорошо — удовлетворённо отметил Пал Палыч и стал расстёгивать ширинку.

На Хамкамаду полилась его мощная шипящая струя.

— А ты что отлыниваешь, рыжий? Что мне за тебя всю работу делать? Давай помогай! Живо, тебе говорю! — гаркнул он на Толика, и рыжий, даже не думая перечить, мигом присоединился к Пал Палычу.

Под двумя мощными струями старшая бригадирша постепенно пришла в себя. Она с трудом поднялась на четвереньки, стонала, и, наверное, ещё не соображая, что происходит, тяжко мотала своей головой в густом облаке брызг от двух мощных потоков урины. Наконец в её глазах появилось осмысленное выражение.

— На, одевайся — Пал Палыч мастерским подбросил ей ударом ноги ком мокрых и грязных тряпок.

Пока дрожащая и всхлипывающая старшая бригадирша натягивала свою насквозь промокшую одежду, Пал Палыч приказал лагерю построиться. На этот раз команду притихшие коммунарки выполнили с молниеносной быстротой.

— А теперь всем раздеться и встать на четвереньки — гаркнул он.

— Что, неужели весь лагерь пороть будет? Сил же не хватит — подумал Толик, наблюдая как перед ним покорно и беспрекословно, лишь с невыразимо безысходным, протяжным и безнадёжным стоном, волной выстраиваются стройные ряды дрожащих спин, отклянченных задниц и качающихся дряблых отвислых титек.

Хамканада уже стояла одетая. Её бил озноб, глаза её горели, из перекошенного рта пузырилась пена, слышался какой-то дикий хрипящий присвист. От неё валил пар, казалось, что она вся горит изнутри.

— Ну вот, и созрела девочка. Давай ка за работу, сладкая — удовлетворённо заметил Пал Палыч и протянул ей плётку.

С диким рёвом Муцуомовна бросилась пороть бригадирш. Сердце у Толика предательски ёкнуло. «Ведь растерзает, растерзает, без смертоубийства не обойдется» — только и подумал он. В следующее мгновение раздался дикий, многоголосый визг. Толик даже зажмурился и заткнул уши руками, настолько этот звук был невыносимым и страшным.

Но каким-то чудом, все выжили после её истязаний. Через некоторое время, ревущие от боли и унижения, обезумившие бригадирши бросились стегать кандидаток в бригадирши. Ещё через некоторое время дошло и до простых коммунарок. Порядок и дисциплина стремительно и лавинообразно, под акомпанимент сумасшедшего многоголосого визга, утверждались в женском лагере.

Члены комиссии были потрясены. Возможно, даже напуганы. Они как-то робко, инстинктивно сжавшись и втянув головы в плечи, по очереди подходили к Пал Палычу, и отдавали дань восхищению его мастерству. Маска призрения и высокомерия на их лицах сменилась растерянностью и искренним уважением. Его, почему-то стали величать «господин великий мастер», а один из членов комиссии, самый молодой, даже, почтительно назвал его титулом «великий учитель». После чего члены делегация, периодически вздрагивая от особенно диких визгов, (наведение порядка продолжалось с всё возрастающей интенсивностью) гуськом отправились в красный уголок решать судьбу всех этих таких тяжёлых и непослушных воспитанников.

В красном уголке первым взял слово самый старый член комиссии.

— Вопрос, который нам предстоит решить очень сложный вопрос. Сейчас, когда наш народ вышел в авангард борьбы с международным империализмом важнейшее значение имеет идеологическое воспитание. Нынешняя борьба — это борьба идеологий. Пример Советского Союза — пример того, какую разрушительную работу может проделать вражеская идеология. Страна, из которой к нам пришёл свет коммунизма, полностью сгнила, разложилась и, в конце концов, распалась. И самое страшное, что враг соблазнил и развратил прежде всего высшие слои коммунистов. Враг показал, что он может превратить в мерзких предателей, казалось, самых верных и проверенных товарищей, лидеров партии. Если это действительно так, то есть ли у нашей партии тогда перспективы на победу? Как можно вести войну, если в любой момент враг может разложить и перетащить на свою сторону полководцев? Неужели деньги, возможность вести паразитический образ жизни, сладость разврата и разложения способны сломить всякого? Неужели враг действительно так силён? Или, что касается СССР, это были лишь ошибки в кадровой политике? Именно для ответа на этот вопрос и были созданы эти коммуны, в которые мы поместили бывших коммунистов и комсомольцев, предавших СССР. Мы надеялись всему миру показать, что правильное трудовое воспитание способно вернуть их в лоно партии, снова зажечь в их груди искру марксизма. Это был бы наш ответ тлетворному западу и его разврату.

Старик замолчал, обвёл взглядом товарищей и закончил:

— Сейчас мы должны решить вопрос, увенчались ли успехом наши надежды? Что скажет товарищ воспитатель?

Поднялся Линь Мя Бяо.

— К моему стыду я не оправдал возложенные на меня задачи. Как мужская, так и женская коммуны не встали на путь перевоспитания. Мне стыдно. Я прошу партию со всей строгостью покарать меня.

Линь Мя Бяо сел, сокрушённо согнувшись и закрыв лицо руками. По тому, как вздрагивали его плечи, было видно, что он рыдает, не от страха перед наказанием, нет, а не в силах перенести постигший его позор.

— Нет тут твоей вины, мой старый товарищ. Я буду свидетельствовать, что ты сделал всё возможное — сказал старый председатель, и обнял товарища воспитателя. — Они, особенно их самки, ведь нельзя этих мерзких развратниц назвать женщинами, так сгнили, что ничто не может вернуть им человеческий облик. Что нам делать с ними? Что скажет наш корейский товарищ?

— Нам, таких, не надо. Пусть их Русская Республика забирает.

— А может, попробуем ещё разок — вмешался самый молодой член комиссии. — Ведь сегодня великий учитель Пал Па Лыч — произнёс он как-то на китайский манер, — показал такое мастерство, что за дисциплину можно не беспокоится.

— Вы ничего не понимаете, молодой товарищ — одёрнул его председатель. — Какая же это идеологическая победа, если мы можем добиться дисциплины только поркой? Это идеологическое поражение. Это значит, правы наши идейные противники, когда говорят, что человек ленив, слаб, зол и порочен и на всё готов пойти, всё готов предать, лишь бы не работать, сладко жить и поработить другого. Прибегнуть к методам господина великого мастера Пал Палыча, это, значит, признать своё поражение. Это, значит, признать, что быть честным и трудолюбивым тружеником можно только, опасаясь кнута и порки.