Салман Рушди - Гримус

— Что случилось? — спросил графа Взлетающий Орел.

— Мы услышали крик, — ответил граф. — Долгий, протяжный крик.

Взлетающий Орел обвел глазами пустую, тихую террасу.

— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? — проорал он. — Где Эльфрида?

Черкасов кивнул в сторону кабинета.

— Долгий, протяжный крик, — повторил он.

Взлетающий Орел рванул дверь террасы и бросился по коридору к кабинету. В окутавшей дом тишине вой в глубине его сознания звучал особенно громко.

Ставни на окнах кабинета были закрыты, и свет проникал в обитель философа только через открытую Взлетающим Орлом дверь. Был там письменный стол Игнатиуса Грибба, заваленный бумагами и папками, перьями и пузырьками с самодельными чернилами. Были книги, разбросанные по комнате, лежащие стопками на стульях, полках, подоконнике и даже на полу. Сравнительно с аккуратностью, царящей в остальном доме, беспорядок в кабинете Грибба казался вопиющим.

Диванчик философа располагался прямо перед окном. Во мраке на узком ложе можно было разглядеть маленькую тень, неподвижную, мертвую. Другая тень замерла перед диванчиком, еще живая, но тоже неподвижная, сливающаяся с темнотой. На письменном столе, на ближайшем к диванчику его углу, стояла одинокая погасшая свеча.

Маленькое тельце на диванчике было печальными, скрюченными останками Игнатиуса Квазимодо Грибба, некогда профессора философии, человека с убеждениями и мудрого.

Над ним стояла его бывшая жена, теперь новоиспеченная вдова, Эльфрида Грибб, которая в бытность свою Эльфридой Эдж приняла падающего с крыши отца за дымовую трубу.

— Это я убила его, — сказала она. — Это моя вина.

Фрида Грибб,

Фрида Грибб,

Пришила своего муженька,

Это без балды.

Взлетающий Орел прикрыл за собой дверь. В кабинете стало темно, хоть глаз выколи; он осторожно двинулся по направлению к диванчику. Когда его глаза привыкли к мраку, он заметил на веках Игнатиуса две тяжелые монеты.

— У него были открыты глаза, — объяснила Эльфрида. — И я их ему закрыла.

— Посмотри на меня, — попросил он. Но она не подняла головы. — Эльфрида! — громко позвал он, и тогда голова ее медленно поднялась.

— Еще одной тайной меньше, — сказала она. — Я люблю тебя.

Взлетающий Орел смотрел на тело Игнатиуса Грибба. На философе были чистейшая шелковая рубашка и жилет, домашняя куртка, довольно забавные из-за своего размера старенькие полотняные брючки и пара матерчатых шлепанцев. Рот Игнатиуса был чуть приоткрыт, а губы выпячены, отчего он немного походил на рыбу.

— Смерть никому не прибавляет достоинства, — сказала Эльфрида. — Он лишился не только жизни…

— На теле нет ран, — заметил Взлетающий Орел. — Нет никаких отметин.

— Тело ни при чем, — ответила Эльфрида. — Я убила его изнутри головы. Я закрыла ему глаза. Сначала открыла, а потом закрыла.

Она больше не могла сдерживаться; внутреннее напряжение достигло предела, оцепенение первого потрясения прошло; слезы хлынули из ее глаз. Эльфрида вцепилась в рукав Взлетающего Орла.

— Я люблю тебя, — повторяла она сквозь рыдания. — Люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя.

— И ты сказала ему, да? — спросил Взлетающий Орел, наконец понявший ужасную правду.

— Да, — слабым шепотом ответила она. — Я убила его.

После этого догадаться о том, что случилось, стало совсем несложно. Эльфрида, сходя с ума от ревности, наконец позволила чувствам, с которыми она так долго и, нужно признаться, успешно боролась, овладеть собой. Но будучи Эльфридой, она и этот заключительный, последний шаг целиком посвятила мужу, Игнатиусу. Спровадив Взлетающего Орла, чтобы тот не смог помешать ей, на прогулку, она явилась к мужу — тот как раз собирался отдохнуть — и во всем ему призналась, в заключение торжественно объявив, что больше его не любит. Как сказал бы Виргилий Джонс, Эльфрида перенесла свою одержимость с мужа на Взлетающего Орла. Так что на вопрос о том, кто виновен в смерти мистера Грибба, нельзя было дать однозначный ответ. Известие сразило Игнатиуса как удар молнии. Нечто подобное могло убить его даже в относительно безопасном месте, где-нибудь за пределами острова. Они с Эльфридой, обороняясь от враждебности мира, существовали только благодаря взаимной поддержке и зависимости, своей подчеркнутой семейственностью напоминая супружескую пару, для пущей безопасности лежащую в постели спиной друг к другу. Главной основой горделивой самоуверенности Игнатиуса, без сомнения, была любовь Эльфриды. Известно, какой чудесной опорой для мужчины с физическим недостатком, будь то рост или что-то другое, может стать любовь прекрасной женщины. Он черпал в любви Эльфриды силу и решимость, придающие твердость не только его теориям и идеям, но и всей его личности. И вот теперь она, защита его рассудка, его несокрушимая опора, его убедительно-превосходная пара, вдруг бросила его. Случается, мужчины кончают с собой и из-за меньших неприятностей.

К несчастью, вокруг простирался остров Каф; в поле действия Эффекта Гримуса прибегать к самоубийству было вовсе необязательно. Взлетающий Орел почти видел, как в украшенной ныне парой монет черепной коробке Грибба варились его мозги. Поскольку своим признанием Эльфрида не просто расстроила Игнатиуса. Слова ее без труда преодолели бессознательный, созданный самовнушением предохранительный механизм, как нож сквозь масло, прошли сквозь мысленный барьер, созданный Игнатиусом в своей голове и в головах всех без исключения жителей К. и его окрестностей. Измена Эльфриды выбила краеугольный камень из выстроенного им внутри своего «я» искусственного купола защиты личности; в то же мгновение в его сознании начался немедленный обвал, и Болезнь Измерений коршуном бросилась сквозь образовавшуюся брешь на его беззащитный разум.

Что Игнатиус чувствовал в тот миг, задавал себе вопрос Взлетающий Орел, в ту секунду, когда внутреннее многообразие вонзило свои когти в него, слабого и неподготовленного, неспособного с исчезновением оборонительной стены взять происходящее под свой контроль? Как это — оказаться во власти сил, отрицание существования которых Грибб сделал своей главной функцией в городе, и быть уничтоженным ими? Да, воистину, смерть бесчестит.

А что теперь будет с К., целиком основанным на теории Грибба, на его защитной технике Основного Интереса и полной поглощенности настоящим? Своей смертью Игнатиус доказал, что вокруг существует Нечто, чьи незримые силы давят на них, силы, способные уничтожать своих жалких противников с потрясающей скоростью. Смогут они перед лицом смерти и дальше держать свой разум закрытым? Жди новых смертей, подумал Взлетающий Орел и вздрогнул.

Чувство вины опустилось на него подобно черному облаку, скрыв под собой белоснежное волшебное покрывало, сотканное Эльфридой и Ириной. Он низверг себя в грязь так быстро, мощно и грубо, как не сумел бы никакой О'Тулл. Он, который с такой охотой ступил на путь К., теша себя иллюзией вечности и неизменности, и предал свою цель ради дома и тройственной любви. Он оскорбил изменой человека, который открыл ему истинную природу острова и помог одержать победу в борьбе с этой природой. Стоили ли социальная устроенность и общество двух прекрасных женщин того вреда, который он причинил? Конечно же нет; но даже это он не смог уберечь. Отвергнутый Ириной, он остался с изменившейся Эльфридой на руках, и его будущее по-прежнему было темно. Более того, теперь его жизнь наверняка под угрозой. Взлетающий Орел пожал плечами. Он снова сеет зло и погибель среди окружающих, эта его способность достигла нового, невиданного размаха, так стоит ли теперь так дрожать за собственную жизнь? Эгоист, назвала его Джокаста. Именно так — одно ее слово вместило все его существо.