Михаил Чернолусский - Фаэтон

— Девочка, мы должны найти дядю Ефрема, — объяснила Людмила Петровна.

Ася уверенно сказала:

— Найдем.

Конечно, в детское предчувствие никто не поверил, но, удивительное дело, разговор после Асиной реплики стал более спокойным. Утяев вдруг вспомнил, что карманные деньги не все еще израсходованы и, значит, они эти два оставшиеся дня могут завтракать и обедать.

— И даже, — повеселел Утяев, — сходим в кино!

Икс улыбнулся и сказал, что в Гонхее демонстрируются неприличные фаэтовские фильмы, а лучше, дескать, побывать в Ботаническом саду, которым восхищаются туристы.

— Там можно провести целый день, — сказал Икс.

Маратик запрыгал от радости и захлопал в ладоши.

— А обезьянки там есть?

— Представь себе, малыш, есть, хотя это и не зоопарк.

Потом Икс отозвал в сторонку Утяева, что-то сказал ему, и оба вышли в коридор.

Людмила Петровна усадила детей пить чай. В окно ярко светило солнце, небо было голубое, и, казалось, все будет хорошо… Шут с ними, с этими деньгами…

В полутемном глухом коридоре можно было поговорить без свидетелей.

— Дело, понимаете, тонкое, — сказал полушепотом Икс. — Все должно остаться между нами.

Оказалось, конкретных сведений о местонахождении Ефрема Ивановича заполучить не удалось. Но один чиновник, друг Икса, посоветовал съездить в Дынхей и встретиться там с человеком из военной комендатуры. Конкретно — с переводчиком по имени Ван. Поскольку Ефрем Иванович русский, то допрашивать его мог только знающий русский язык. Если только Ефрем Иванович в Аграгосе, значит, его провели сюда через ОКП, то есть особый контрольный пункт, так как гражданский КП он не проходил.

— А где же там гражданский? — не понял Утяев.

— Как где? Вы прошли через гражданский.

— Позвольте! Нас встретили, э-э-э… военные! Икс рассмеялся.

— Аграгос — город строгий!

Утяеву не хотелось встречаться с Ваном. Откровенно говоря — он боялся. Уклончиво отказавшись, он попросил придумать какой-либо другой вариант. Но настойчивость Икса («Поймите, прямой выход на нужного человека!») в конце концов возымела действие: ахая и экая, Утяев согласился поехать. Решено было так: сейчас все идут в Ботанический, а к двенадцати Утяев возвращается к гостинице, где его будет поджидать машина.

— Простите, но я не смогу оплатить, — сказал Утяев.

— Ничего не надо! Я все устрою. — Икс был любезен, предупредителен. — Я все устрою, — повторил он. — Спокойно ведите семью в сад. (Икс был уверен, что Утяев и Людмила Петровна — супруги.)

Действительно, быть в Аграгосе и не посетить Ботанический — преступление. Одно слово — субтропики, безмерная щедрость земли, природа на радость человеку не жалеет ни солнца, ни дождей. А человеку не зря дарована пара ног и он может перемещаться, — оборвав вкусные плоды на одном дереве, перейти к другому, или, скажем, увидев самый прекрасный цветок, сорвать его для любимой, а когда завянет, сорвать другой. Впрочем, в правилах для посетителей такие действия запрещены, но девушки в синих халатах на всех аллеях торгуют цветами и фруктами, — значит, кто-то рвет? Какая разница, чьих рук это дело — хозяев или гостей?

Ростислав Захарович Утяев, восхищаясь цветами, особенно розами и лилиями, думал о том, что у природы следует позаимствовать некоторые формы для создания детских игрушек.

Маратик ждал встречи с обезьянкой, которая где-то в густых деревьях пряталась, он то и дело забегал на газон, чтоб подобрать упавшую на траву шишку или поймать бабочку. С ним всегда морока.

Ася шла медленно и все успевала рассмотреть. В ее светлых глазах отражались краски всех цветов, все оттенки буйной зелени и небо.

Хотя у Людмилы Петровны вырвалась фраза:

— Скажите мне, пожалуйста, — произнесла она, ни к кому не обращаясь, — у фаэтовцев нет почвы — живут плохо, а здесь столько ее и такая она, а все равно живут бедно…

— Да, как говорится, — поддержал Утяев. — Кто сыт, кто голоден… Вот если бы сама природа распределяла свои дары, а человеку, как видно, и этого нельзя… э-э-э… доверить.

Ася внимательно посмотрела на дядю Утяева, хотела что-то сказать, но все же промолчала; она не любила, когда ругали дынхейцев всех сразу, никого не называя конкретно.

Они свернули на новую аллею, которая вела к озеру.

Утяев взглянул на часы — скоро двенадцать!

Он сказал Людмиле Петровне:

— Вы обратно дорогу найдете?

— Конечно, тут на каждом шагу стрелки в сторону отеля.

— Все же не углубляйтесь очень.

— Хорошо, — сказала Людмила Петровна, — не волнуйтесь. К вечеру ждем вас обратно.

Случилось так, что краснолицый великан Ван оказался первым, к кому подошел Утяев, если, конечно, не считать часового, который в проходной долго и пристально разглядывал бумажку с печатью.

Ван стоял на крыльце ОКП и курил.

— Тебе чего? — уставился он судачьими наглыми глазами на подошедшего Утяева.

— Извините. Мне нужен товарищ… гражданин, э-э-э… Ван, — заикаясь, проговорил Утяев.

— Вот как. Сам Ван тебе нужен. А кто ты такой?

— Я турист.

— Много вас таких. Где остановился?

— В Гонхее. Вот. — И Утяев протянул все ту же бумажку с печатью. Так посоветовал начать разговор Икс, он сказал, что в Аграгосе любят бумаги с печатями.

Ван повертел в руках бумагу и спрятал ее в карман.

— Простите… э-э-э… — испугался Утяев.

— Потом получишь. Говори, что надо?

— Прошу вашего согласия лично побеседовать.

— Вот как.

— Лично. С самим Ваном? Деньги есть?

— Деньги… Простите, в какой сумме?

— В какой сумме… Лично я беседую в ресторане. На худой конец — в кафе. Понял?

Утяев пальцами на ощупь лихорадочно пересчитывал пуговицы в кармане. Маловато их было.

— В кафе, пожалуй, можно. Извините…

— В кафе… Я так и знал — невелика птица. Обожди меня здесь. — И Ван скрылся за дверью.

Утяев не ожидал такого поворота событий. Быстро переложил все деньги-пуговицы в один карман. Трагедия была в том, что он не знал аграгосских цен. Чему равна пуговица? Потом с ужасом подумал, что Ван может потребовать взятку за сведения о Ефреме. Но быстро сообразил, что пообещает вознаграждение после освобождения Ефрема, а там видно будет. Тип наглый, думал Утяев, с ним надо напрямик. Утяев робел не от трусости перед нахалами, а оттого, что не умел им в тон отвечать…

За дверью послышались крики, шум, возня, — что-то, видно, упало. И тут же появился Ван. Несмотря на свой огромный вес, он легко сбежал по ступенькам вниз. Лицо его полыхало, глаза горели. «Не он ли там шумел?» — подумал Утяев.

— Не отставай! — бросил на ходу Ван и широкими шагами заспешил к выходу.

В синей спецмашине они ехали по грязной дынхейской улице. Попадались встречные автобусы, легковушки. На тротуарах пешеходы с портфелями, в шляпах — местная интеллигенция. Дома почти все кирпичные, двух- и трехэтажные, с вывесками. «Должно быть, центр, — подумал Утяев и вздохнул: — Ну и дыра! Что они тут охраняют двумя рядами ракет и пушек?»