Александр Тюрин - Меч космонавта

Несколько раз Страховид миновал скопления коркодилов, напоминающие передовые дозоры. Прямо перед носом его плоскодонки то и дело всплывала жуткая морда с вылезающими вбок зубами, которая будто испрашивала пароль. Однако же ничего не дождавшись, мирно тонула обратно. Тем временем ход лодчонки замедлился, понеже вода из узости вытекала на простор. А там Страховиду померещилось, что попал он на вечевое сборище в коркодильем царстве. Шибко много сгрудилось ящеров, терлись они боками, теснились, переползали по спинам “товарищей”, словно по бревнам, но некое благочиние блюли. Воин убеждал себя не бояться изобилия гадов и почти что уговорил. Да вдруг на “просторе” появилась вторая плоскодонка со стражами-преследователями. Неуемные люди зараз давай палить в Страховида из своих пищалей, и фонтанчики все приближались, знать выстрелы становились точнее и кучнее. В лодчонке, где плыл Страховид, от прежнего экипажа осталась ручница, причем заряженная. Княжий воин выстрелил лишь раз, однако поначалу не знал, попал он или нет.

А при стрельбе почудилось ему, будто линии протянулись светящиеся, иже соединили его и вражеское суденышко воедино, облегчив прицеливание и меткую стрельбу.

Страховид пальнул все-таки в “яблочко”, потому что супротивники стали вдруг утопать. Они прекратили стрелять и грести, переключившись толико на черпание. Коркодилы вовсю резвились вокруг стражей, да и возле Страховида тоже. Воин пытался избежать толчеи, выгребая на более свободное место. Но при том он сближался с дощанником черных стражей. Едва бы те перестали черпать воду и занялись бы меткой стрельбой, то и беглецу недолго бы небо коптить. Ан стражам было уже не до стреляния, хотя обе лодки сплывались все теснее и теснее.

Страховиду мнилось, что коркодилы прямо подталкивают его к врагам; сиречь, многозубым тварям нет никоей разницы между ним и кровавыми псами государя. А “псы”, углядев поблизости его плоскодонку, не только воду сливали, но и тщились подгрести поближе. Однако проскрипели ужо для них ворота преисподней бездны. Лодочка “черных” черпала воду одним бортиком, в другой лупили ящеры своими каменными мордами. Какой-то из стражей изловчился перепрыгнуть к Страховиду. Бросил тело свое удачно, но все-таки чуток не долетел. Страховид не рубанул мечом по его голове, показавшейся из воды. Впрочем не стал и руку протягивать. Лишь разок успел бы прочирикать воробей, как коркодил уже поимел упавшего стража. Непонятно даже, почему ящер дозволил выплыть “черному” на поверхность. Человек тонко взвизгнул, на большее видно запала не хватило, и тотчас исчез по новой. Под водой ящеры его потрепали и прикончили, токмо красное облачко бывшей жизни и всплыло наверх.

Однако следующий страж был удачливее, он не только прыгучесть явил хорошую, но и с прирожденной ловкостью уцепился за бортик плоскодоночки, вмещающей Страховида. Пришлось отвадить прыгуна мечом по голове. Княжеский воин понадеялся, что прикончил беднягу, ино коркодилы драли уже дохлое тело.

Корыто, где сидели стражи, набрало столько жидкости, что получило твердое направление — ко дну. Одного “черного” ящер утащил даже не дожидаясь, буде обед окажется в воде — прянул в лодку и зажав челюстями туловище, плюхнулся обратно. Тут последний страж сиганул к княжескому воину из своей утопающей посудинки — просаживая все силы, накопленные страхом и отчаянием. Линия полета выписана была правильно, посему очутился “черный” в гостях у княжеского воина. Страховиду приложить меч уже не удалось, цепкий страж ухватил его за запястье правой руки и заодно попытался подпороть ножом. Десницу с ножом вышло придавить коленом, однако вражеский боец употребил борцовый прием — изогнувшись, ударил Страховида башкою под дых. Княжеский воин вылетел из лодки, однако же не забыл ухватить неприятеля за ворот и прихватить его с собой. В воде они недолго бились, не до того стало. Перемирие наступило, когда оба увидели, что к ним метнулись длинные смертоносные тела ящеров.

Плавание Страховида было борзым, порывистым и нелепым. Кажется, кто-то из коркодилов норовил уже цапнуть его за пятку, како вдруг взметнулись водяные заросли из белесых толстых стеблей. А за ними шевельнулось что-то, напоминающее большой, но мягкий колокол молочного цвета, внутри коего просматривались полупереваренные останки всякой живности и даже кости крупного четвероногого зверя. Пресноводная сорокалучевая медуза по прозвищу “белая смерть” — метнулась догадка в голове Страховида. Жуткая думка, однако сейчас было не до боязни. Один из белесых “стеблей” мягко обкрутился вокруг ноги и выпустил для надежности еще десяток выростов. Но не время было им заниматься, сперва надобно ножом ткнуть под нижнюю челюсть ящера. Подколотый коркодил задергался и стал удаляться, показывая некрасивое желтое пузо, только и самого Страховида скрутила резкая боль, впившаяся тьмой мелких ядовитых коготков в тело. Ибо белесый “стебелек” ужо поработал, выпустив одну стрекательную ниточку. Страховид недужно заметался, желая поскорее вынырнуть на поверхность. Он отсек окаянное ловчее щупальце, однако голову его накрыло нечто мягкое и как будто нежное-ласковое. Воин знал, что за сим последует, орудуя ножом он все-таки выдрался из ядовитых объятий и рванулся к берегу. Когда Страховид доплыл до береговой тины, то заметил обрубок ветвистого щупальца, присосавшийся к коже, и потянулся, чтобы отодрать. Но прежде стрекательные нити еще раз ввинтились в ногу, отчего резко сократились все уязвленные мышцы. Воин, мгновенно теряя власть над телом, упал, а вместе с тем нахлынула тьма. Она поглотила боль и разные прочие чувствования…

Очнулся Страховид из-за больших комаров, чей размер превышал фалангу указательного пальца, а хоботок проникал глубоко под кожу. Ныли все мышцы и даже хрящики с суставчиками. Голова лежала в лужице, и к ноздре подбиралась юркая зеленая мушка, собираясь отложить там яички. Пока что Страховид мнил только одно — он от кого-то убегал. Или, может, догонял. Осколки памяти никак не складывались во единую картину. Ясно припоминалось лишь та невзгода, что пресноводная медуза ужалила его ядом своим преаспидным. Вот из опухшей ноги доселе торчат пожухлые стрекательные нити.

Кроме мышечных болестей сейчас Страховид чувствовал иные недужности, наипаче зудение в глазах, и общую неуютность. Он провел ладонью по лицу. Пальцы соскоблили какую-то липкую белесую дрянь. Клейковина. Подобралась к нему, пока он валялся колодой бесчувственной. Страховид знал, что клейковина наверняка успела запустить свои тонюсенькие щупики вкруг глазных яблок прямо в череп. Говорят, она мозг пьет. А может и не так — достоверно известно лишь то, что клейковина блудно ворошит и перемешивает начинку головы. Сумеет и память отнять, и добавить чужое памятование, и сделать так, что себя забудешь.