Сергей Снегов - В мире фантастики и приключений. Выпуск 8. Кольцо обратного времени. 1977 г.

"Ножки зябнуть, ручки зябнуть…" — напевал Вениамин, прыгая на одной ноге и стараясь другой попасть в штанину. Вот привязались эти ручки-ножки! А дядька хорош! Есть еще у шахматистов порох в пороховницах, есть…

Покончив с одеваньем, он снова вернулся на кухню, залпом опустошил вторую чашечку кофе, задвинул ее в посудомойку и, уже выходя, похлопал Гарсона по теплому боку:

— Спасибо, старина! Отменный сегодня ты кофеек сварил…

Внутри Гарсона, обласканного хозяйской дланью, булькнули остатки воды — получилось что-то вроде "рады стараться!"

Пройдя двор зеленым коридором цветущей сирени, Вениамин вышел на проспект, миновал два дома и, встав на движущуюся ленту тротуара, уносящую прямо в чрево метро, через три минуты очутился на подземной платформе.

Дорога на работу, повторенная не одну тысячу раз, была столь привычной, ничем не отвлекающей внимания, что затрачиваемое на нее время суток в памяти обычно не оставалось — выпадало в небытие. Дорога не мешала думать, не требовала напряжения для создания условий, в которых можно было бы думать.

В другое же время Вениамину постоянно приходилось создавать себе такие условия, инстинктивно подчиняя атому уклад самой жизни своей… К тридцати годам ему удалось до минимума сократить количество отвлекающих мысли факторов, избавиться от множества неизбежных, казалось, помех. Только одна "помеха" избавилась от него сама, против его воли. И этой "помехой" была его жена… бывшая теперь жена.

Два года назад, не дотянув месяца и пяти дней до пятилетней годовщины их свадьбы, она ушла к другому. Другим оказался астронавт, работающий сейчас на одной из окололунных станций. Жизнь полна парадоксов — как раз на эти станции трудился Вениамин в своем конструкторском бюро, усовершенствуя системы аккумулирования солнечной энергии.

Жена ушла без шума, без сцен, тихо и почему — неизвестно. Вениамин поначалу долго ломал голову над этим "почему", никак не мог успокоиться, пока наконец не махнул рукой: никаких не может тут быть объяснений, одно есть объяснение — отсутствие любви. А откуда берется оно, это отсутствие, из чего слагается, — над этим думать уже просто не хотелось.

Хороший, Веня, кофе варит Гарсон, но пил ты и повкуснее. Пять лет пил — без одного месяца и пяти дней… "Ножки зябнуть, ручки зябнуть…"

По пути с работы Вениамин зашел в книжный магазин: в одном отделе купил самое полное собрание частушек и прибауток, в другом — свежий бюллетень федерации шахматистов, где обычно публиковались все партии, сыгранные ведущими мастерами за прошедший месяц, и аналогичный бюллетень федерации шахматоров. Дома, заложив оба журнала в программирующее устройство (материал для Вена-2), он весь вечер читал частушки и слушал легкую музыку второй половины прошлого века…

Вениамин неторопливо допивал фруктовый сок — времени до конца обеденного перерыва оставалось еще достаточно.

Что же все-таки дальше? Дальше что? У всякого дела должно быть продолжение, развитие, перспектива должна быть… А какая тут перспектива? Ну стал ты, Веия, самым-самым шахматором. Ну стал… По существующим правилам, если никто из побежденных олимпийцев не бросит тебе перчатку в течение года, не вызовет на матч-реванш, занесут тебя в списки непобежденных, а там — будь любезен обнародовать свое усовершенствование, отдать его на потребу всему шахматорскому миру. Возможности собратьев Вена-2 тут же сравняются и — начинай все сначала, совершенствуй, изобретай… Не скучно ли? И доколь?

Шахматисты с шахматорами официально давно уже не состязались — пожалуй, с появления за шахматными досками самовоспроизводящих машин третьей серии. Окончательно ужесточенный регламент партий (человек играл фактически блиц, тогда как машина имела уйму времени на "обдумывание") завершил неизбежный раскол: была федерация — стало две. Шахматисты вернулись на свои старые, веками складывавшиеся, милые сердцу позиции, шахматоры ринулись в дальнейшее наступление на время: 90 секунд на обдумывание хода… 80… 60… 45… Турниры их становились все короче, все неинтереснее, непривлекательней внешне, поклонники шахмат все определенней теряли к ним интерес. Неофициальные встречи представителей федераций друг с другом, именовавшиеся товарищескими матчами, время от времени, однако, проводились — по регламенту шахматистов. Шахмачи при этом проигрывали редко: осечки случались только в первых партиях — последующие машина, как правило, выигрывала. Давая шахматистам фору по времени, шахматоры непременным условием проведения встреч ставили количество партий каждой машины с каждым шахматистом — не менее трех, имея в виду ту самую осечку и гарантируя себе победу по сумме результатов.

Ручки зябнуть, ножки зябнуть…

Видно, стало холодать…

Вениамин взял еще один стакан соку, залпом выпил и, поймав на себе взгляд лаборантки из соседнего отдела, вдруг весело ей подмигнул.

Обеденное время кончилось…

В этот день ничего не подозревавший Вен-2, дожидавшийся возвращения хозяина на обычном месте в углу комнаты, был приговорен.

— А назову я ее Анютой! — громко произнес Вениамин, отворив дверь квартиры. Лаборантку из соседнего отдела звали Аннетой…

Компактный корпус Вена-2 начал обрастать новыми деталями. Снизу посредством эластичной муфты изящной формы Вениамин присоединил механизм управления движениями, вынув его из робота, с незапамятных времен стоявшего в прихожей. Поставила его туда Бенина жена, приспособив под вешалку: одежду вешали на раскинутые, как для объятия, манипуляторы. До своего увлечения шахматорством Вениамин занимался роботами, и весьма успешно. Сейчас прошлый опыт должен был ему пригодиться… Стоя перед оперированным роботом-вешалкой, он прикидывал, удастся ли использовать остальные его части для задуманного дела: детали были явно великоваты, а требовалось нечто миниатюрное, женственное. Пожалуй, удастся… Повозиться, конечно, придется, но делать все заново — выйдет еще дольше. А у дядьки — всего два месяца отпуску…

И, взяв отвертку, Веня начал отсоединять правый манипулятор.

Целый месяц он работал как проклятый, из вечера в вечер, а последнюю неделю — всякий раз до поздней ночи. На днях начальство вызвало его "на ковер" и предупредило о предстоящей в скором времени командировке на Окололунную-5. Ничего, как говорится, более приятного предложить не придумало.

Раньше он любил бывать на своих подопечных станциях, всегда не прочь был встряхнуться, развеяться, сменить обстановку, но с некоторых пор… С некоторых пор, отправляясь туда, он постоянно думал о возможной встрече с тем астронавтом, с тем человеком, который, возвращаясь на Землю, целует в подрагивающие губы одну женщину — красивую и умеющую варить самый вкусный на свете кофе… Было и другое, и касалось оно — тоже женщины… Сейчас она стояла посреди Вениной комнаты, голая и безучастная, не глядя на своего творца и повелителя, заснувшего у ее ног, прямо на полу, положив голову на сиденье стула.