Наталия Новаш - И я там был..., Катамаран «Беглец»

А потом в голову Вольфа пришел простой и гениальный способ строительства в таких условиях. «Машине» ведь было все равно, что создавать по проекту наших мысленных образов — тысячу отдельных кирпичей или целую стену сразу. Можно было строить блоками, комнатами, этажами. Важно было лишь мастерски представить в уме предмет самой материализации.

Вольф тотчас же принялся доделывать и оборудовать наше жилище. Пристроил отдельную комнату по моей просьбе — такую же по размеру, как весь дом, который мы строили месяц… И сделал это за одно утро. Мастерскую Карина довел до идеального состояния, превратив ее в просторный холл с огромными створчатыми окнами, выстроил второй этаж для себя и Жэки.

Куда подевалась наша бревенчатая избушка! Словно изысканный яркий коттедж — да что коттедж, целый роскошный особняк! — вдруг вырос на речном берегу. Отделка была доведена до блеска. Комфорт ощущался во всем — и притом на любой вкус. Стараниями Карина мы жили теперь среди гобеленов и чудесных картин, старинных полотен с их потемневшими красками, словно впитавшими в себя вечность, которая осеняла мастерство гениев. Солнечные цветистые пейзажи завораживали нас красками и ритмом той неведомой жизни, музыкой того мира, что, казалось, должен бы и посейчас шуметь за окнами… Но там шумели только стылые деревья, отрясая снег на ветру; темнел лишь далекий лес… и тянулась до горизонта белая, как небо, равнина, мутящаяся поземкой. И мир, уютный, для людей, был только этот, созданный Вольфом в четырех стенах. Мебель он сделал добротную и удобную, изысканно светлевшую смолистым живым деревом. В моем мире это была бы недопустимая роскошь.

Потом Вольф ударился в мелкие технические изобретения. Придумал, например, светильник с тем же внутренним источником энергии, что и наша первая печка. Расстаться с ней Вольф так и не смог. Теперь она стояла у него в комнате, но работала в более слабом режиме: угореть в ее жару или хотя бы просто обжечься, было уже невозможно.

А зима становилась все суровей, морозы крепчали, по ночам дули такие ветры, что казалось: вот-вот поднимут в воздух, точно картонную коробку, и унесут неведомо куда наш домик — этот маленький цивилизованный мирок, единственный на всю округу… В трубах пели тысячи леших, далеко шумел лес, и снег засыпал нас по самые окна.

Мы любили под вечер собираться у камина в такие лютые дни и, глядя на быстро синеющую за окном метель, обсуждать свое положение. Каждому льстило, что за несколько месяцев сумели достичь уровня современных нам цивилизаций, а кое в чем даже и обогнать. Конечно, в этом был элемент случайности. Без Вольфа мы остались бы на уровне уродливого велосипеда, который бы никогда не смог ездить. Сколько ни пробовала я применить свои способности, выходили еще более уродливые каракатицы, какие-то пародии на реальные вещи, так легко воспроизводимые Вольфом. Однажды я вообразила яблоко, но получилось нечто приторно-горькое, бесформенное, да к тому же покрытое мерзкой слизью. Никто из нас, разумеется, не стал бы есть такое, и я тогда поняла: техника техникой, а с природными творениями тягаться нам не под силу. Правда, Жэки поставлял нам порою всяких тварей, но мы убедительно просили «отсылать» их обратно. Даже просто взять их в рот мы не решились бы никогда — тут была какая-то неодолимая психологическая преграда. И твари исчезали.

Зато черный здоровущий кот, который появился так неожиданно на дубе и завел не совсем понятную для нас дружбу с Жэки, оказался очень милым и деликатным созданием. Изредка лишь по надобности выбегая из дому на мороз, под неусыпным надзором Жэки, он прочно обосновался в большом кресле у камина, где мог дремать, казалось, до бесконечности. Чем он питался — неизвестно, но есть никогда не просил. Возможно, его представления о пище были куда конкретней наших, и «машине» удавалось удовлетворять все его «лакомые» мечтания. Кресел возле камина стояло четыре штуки, но спал он в одном — единственном, облюбованном раз и навсегда. Если кто-нибудь вознамеривался усесться в это кресло, кот недовольно фыркал, спрыгивал на ковер, какое-то время фланировал перед камином, словно демонстрируя всю безысходность и горестность своего положения, а затем непременно вскакивал сидящему на колени, с громким мурлыканьем и так и эдак подставляясь под обязательные ласки, и вскоре безмятежно снова засыпал. Он сделался как бы неотъемлемой частью нашего дома, и так приятно было по вечерам, поглаживая мягкую пушистую шерстку животного, глядеть на пляшущие язычки огня в камине и вести неспешную беседу!..

После изобретения своей вечной печки, как мы ее прозвали шутя, Вольф стал задумываться о возвращении домой. Все чаще заговаривал об этом и постепенно ни о чем другом уже и думать не хотел. Прямо-таки мечтал осчастливить человечество своим изобретением. Да и назад, в привычный мир, тянуло всей душой!

Однажды, в один из таких вечеров, когда мы воистину наслаждались жизнью, достигнутым, наконец, покоем, психологическим комфортом и всеми обретенными благами цивилизации, Вольф вновь завел разговор на занимавшую его тему. Я сказала, что никто его здесь не держит, но прежде надо научить кое-чему Карина и передать ему свой опыт. На одних картинах да гобеленах в этом мире не проживешь!

Вольф почему-то принял мою шутку с обидой. Долго молчал, а потом усмехнулся и указал рукой за окно, где вечерняя синь начинала скрадывать далекие развалины.

— Вам ни разу не приходило в голову, что первыми здесь были не мы?

Все молчали. В печальном лице Карина стало еще больше грусти.

— И не мы первые научились пользоваться «машиной»! — продолжал Вольф. — Кто построил под липами этот превосходный особняк? Целый дворец в стиле барокко… Где строители? Я что-то их не вижу! А кирпич знакомый! Того же качества, что и наш, от времени не успел рассыпаться.

Мы по-прежнему сидели молча, упорно глядя на веселый, пляшущий огонь в камине. У каждого в голове и прежде рождались эти мысли. Только нужно было кому-то первому высказать их вслух…

Вольф резко повернулся ко мне:

— Вспомни свою находку на замерзшем болоте. Я не стал тогда отвечать… Так вот, этот гигантский обломок с сохранившейся лепкой орнамента поразительно похож на кусок колонны от какого-нибудь греческого храма. Была у нас в древности такая цивилизация, тысячи лет назад. И на Земле от нее остались одни только живописные обломки… Торчит из болота эта мраморная колонна, как кость от скелета! А от строителей и костей не осталось. Так что рано мы радуемся. Не знаю, кому все это нужно, да только у меня такое чувство, будто мне внимательно и постоянно смотрят в спину! Поиграют, повозятся с нами, а когда надоест… Новых найдут, поинтересней, а нас — в топку, в расход! Берет же где-то эта махина энергию, раз существует здесь испокон веков!