Иван Гаврилов - Шебеко

— А на что тебе лошадь? Только неделю назад из рук вырвала лошадь. Теперь снова меня берешь за горло! — начальственно бубнит Федор и бросает косой взгляд на Наталью. «Она-то здесь что ищет? Может, тоже лошадь захотела? Черта с два она получит сегодня… Пусть научится вести себя как надо, а там поглядим…»

— Как на что? А дрова кто завезет? Может, ты? — Нина уже готова сцепиться с кем угодно, лишь бы вырвать желанного коня.

— Ты же недавно привезла дров. Зачем тебе еще?

— Э-э, Федор, зима-то она долгая… Да и что мы там привезли? Одни осиновые поленья… Вот что мы привезли!

— Ну и хватит с тебя! — нагло говорит Федор и свою крепкую голову поворачивает к Наталье. — А тебе что, тоже лошадь нужна?

— Ты думаешь, зря здесь я торчу? — в свою очередь удивилась Натя-аппа. — Конечно, нужна, и очень даже нужна!

— Может, тоже за дровами? — съязвил Федор, хотя и прекрасно понял, что дело обстоит именно так.

— Безусловно, за дровами… Ну и что? — с вызовом ответила Наталья и посмотрела прямо в бесстыжие глаза бригадира. «И чего он комедию ломает? Ведь точно же знает, что сижу без дров… И все равно подкалывает. Будто хожу сюда каждый день!»

— Не будет тебе лошади. И не проси! — зло сказал Федор и собрался уйти к другим.

— Почему это не будет? — обиделась Наталья и на шаг приблизилась к бригадиру.

— Потому что нет возможности. Много сегодня колхозной работы, а таких просящих, как ты, — Федор показал на присутствующих, — тьма! Где я вам всем возьму лошадь? Нет их у меня. И не будет!

Бригадир круто рванул к другим, а Натя-аппа застыла в изумлении. Во как разговаривать стал Федор… Не то что поддержать, даже вникнуть в суть дела не хочет. Вот тебе и любимый человек…

Натя-аппа более лезть к Федору не стала. Видно, сегодня все равно из этого ничего не выйдет. Она повернулась и зашагала домой. А в душе ее занозой скребут кошки. Матерая тоска черным вороном кружится в крохотном сердце, и где-то в глубинах таинственного мозга рождается ненависть к Федору. И снова ехидные слова бригадира встают в горемычной голо-ве: «Не будет тебе лошади. И не проси!» За что такие муки? За то, что она в военную пору горбилась на лесозаготовках? И где же на этой земле справедливость?

Навстречу ей движется невысокая и стройная фигура довольно еще моложавой женщины. Матя-аппа, узрев свояченицу, остановилась:

— Откуда ты, Натя?

— А-а, — махнула загрубевшая рука, — из конного двора.

— А чего без лошади?

— Как всегда проблемы… — в пространство бросили губы Натальи и снова надулись. — Бригадир подвел — срезал на корню, — уже мягче, с отчаявшимся сердцем пролепетала женщина, в то же время оценивая дальнюю родню. «А Матрена, пожалуй, на земле еще держится молодицей. В пятьдесят один год выглядеть орлом — не каждому дано…»— А ты куда? — в свою очередь заинтересовалась Наталья и невольно вздохнула: тяжела жизнь одинокой кукушки. Не дай бог ее повторить.

— К сестре путь держу. Давно обещала заглянуть. А нынче кое-как сбросила дела, и думаю, давай схожу…

— Чего так слабо? Работала где?

— Да… — с радостью проронила Матрена. — В лесу пропадала… Две недели подряд занималась орехами.

— И что-нибудь собрала?

— Естественно, собрала… Ведра три ядреных орехов нашерстила. Но это еще не все! Запасы еще остались…

Хмурая и невеселая Наталья, задавленная несносными заботами, с изумлением глянула на Матрену: во, с кого следует брать пример! Ни в каких обстоятельствах, будь даже в самых щекотливых, не сгибает головушку женщина. Несет ее высоко, словно веселая ласточка в яркий теплый день. А ведь забот и у нее по горло. Без собственного угла, без какого-либо серьезного имущества она коротает дни на белом свете. И тем не менее она рада жизни, не поет горестные пески в осеннюю ночь.

«Тоже чудная у нее доля… Бог так и не дал ей мужика, а единственного сына в годовалом возрасте забрал к себе», — мысли Натальи, подобно прерывистому ветру, летят и летят вдаль, собираясь в какие-то обрывки, в жидковатые тучи.

— Что нового дома? — интересуется Наталья, и в ее оттаявшей душе уже начинает шаловливо играть солнце. — Митька-то не пьет?

— Не-е! — мотает головой Матрена. — Уже недели две ходил как стеклышко трезвый. Все сарай в колхозе строит…

— А Марья чем занимается?

— Гоняет пчел… Тридцать ульев на ее плечах, а справляется одна. Сейчас их готовит к зиме. Я бы подсобила, да в мудреных делах не знаток. Вот в чем беда…

— Нам с тобой, Матрена, много не надо. Мы — люди одинокие, а одну голову в любом случае прокормить легче, чем целую ораву…

— Так-то оно так, — мирно лопочет Матрена, — но помогать друг другу все равно надо… Жить легчей, ежели за спиной чувствуешь поддержку. Ну, ладно… Заглядывай к нам, а то в неделю раз покажешь свой нос, и на этом — точка!

— Зайду как-нибудь… — И Наталья, забыв о недавней стычке с бригадиром, вспорхнула прочь.

Коля переехал в общежитие института. Срок пребывания в спортивно-оздоровительном лагере в конце концов завершился. Легко пролетело время: не успел он вдоволь вкусить буйную и изумительную жизнь, как она и прервалась. За две недели, что был в лагере, Коля поправился на семь килограммов и ныне в весе приближался к полусотенной отметке. Прогресс был налицо. В общежитии он устроился в одной комнате с Олегом, каждую неделю уезжающим домой, к родителям, которые жили в рабочем поселке, в «Левихе», недалеко от Свердловска. Работать ребятам надобно было еще целую неделю, но их, верно, пожалели в деканате, освободив несколько пораньше.

В комнате отсутствовал уют: стол был без клеенки, возле стен зияли две пустые кровати.

Олег оказался добрым малым. Раз он перед отъездом надел добротную куртку, поправил клетчатый, шерстяной свитер и, взяв в руки старенький рюкзак, усмехнулся:

— Смотри, Колька! Девок сюда не води… Веди себя смирно, хорошо, как велел отец…

Коля лишь пожал плечами — подобные мысли ему и в голову не лезли. Видел он, какие девки в городе — подступиться невозможно. К тому же он ростом еще был мал — не всякая с ним согласится гулять. Хотя, по правде сказать, он уже заимел определенный авторитет. Как оказалось, первоначально его приняли за восьмиклассника, экстерном попавшего в столь знаменитый вуз… Против воли они возвысили Колю до звезды первой величины. Вадим подивился столь откровенной заинтересованности ребят, да и девчат тоже, личностью Коли. Он от души поздравил кореша, сказав: «В тебе есть канва…» Что такое «канва», Коля еще не знал, но понял: неплохое то слово.

А после отъезда Олега в комнате блаженствовала тишина, и, пожалуй, скука. Невольно вспомнилась Ирочка Фролова. Жаль, что он разругался с ней, ради интереса можно было бы поддерживать контакт. А Вале бы стоило накатать письмо… И вот Коля, воодушевленный столь простой мыслью, оторвал лист бумаги, нашел чернильную ручку, причем автоматическую (его мечта в девятом классе) и задумался: с чего бы начать? И крупными буквами вывел: «Привет из Свердловска!» Далее слова потекли ручьем. «Валя, по тебе я сильно соскучился. Как только появились свободные минуты, взялся за перо. В город я доехал благополучно, можно сказать, даже с шиком, поскольку билет достал купейный. Даже с постелью…» Через некоторое время он прибавил: «Хороший был вечер, который мы провели вместе. Он так и стоит перед моими глазами — тихий, хмурый, но все же приятный… Здесь, в Свердловске, по ночам уже холодно. Сейчас я работаю: строю ограждение вокруг одного научного объекта. Работенка трудная, приходится тратить много сил и труда, чтобы добиваться выполнения поставленной перед нами задачи…»