Шон Мерфи - Время новой погоды

Они подпрыгнули, их несколько раз тряхнуло, и вдруг, совершенно неожиданно, перед ними возникло большое здание, похожее на амбар. Бока его были усажены – можно было бы подумать, что это тысячи ярко сияющих глаз, если бы это совершенно очевидно не были… «Колпаки от колес!» – завершил свою мысль Спад, и разрозненные части окружающего мира слились воедино в какое-то подобие целого.

– Хорошо поспали? – спросил его водитель.

– Не думаю, что «хорошо» – первое слово, какое может прийти на ум, – ответил Спад.

Они остановились у самого большого и самого центрального из строений, окруженного старыми машинами и остатками оборудования, и выкарабкались наружу у вывески, которая гласила:

«Или, во всяком случае, именно это она, должно быть, гласила когда-то, в далеком прошлом», – подумал Спад. Теперь, когда некоторые из букв отвалились или стали нечитаемы из-за облупившейся краски, получилось что-то совсем другое, и оставшиеся буквы складывались в слова, имеющие весьма странный смысл:

«Ну и ну! – думал Спад, выходя из машины в высокие – по колено – заросли чертополоха, завладевшего большим полем в самом центре Колпачного Ранчо в Долине Надежды. – Тут и в самом деле придется поработать».

В связи с продолжающимися искажениями объемов пространства времени, а также в связи с нарушениями гравитации ученые предостерегают, что отдаленным областям Вселенной грозит опасность загрязнения.

«Тот мусор, что вы выбрасываете в мусоропровод, может в конце концов оказаться на Андромеде», – предупреждает Сесил Дарвин, глава агентства экологического контроля «Ученые за Гигиеничную Вселенную». Однако, как утверждается, исследователи из «Корпорации Америка» (КА) непрерывно изучают данный феномен в целях возможного его применения для уменьшения количества мусора на Земле. «Плутон может представить собой весьма вместительную свалку», – предполагает Джон Д. Гемоклюс, новый директор Агентства Экологической Защиты (АЭЗ).

Бадди читал утренние депеши, все еще пытаясь решить, какой образ действий следует предпочесть артистам цирка, когда к нему подошел Эдди-Чучело и бросил на стол пачку бумаг.

Волосы его были подстрижены в форме, которая, как показалось Бадди, более всего напоминала раненого аиста.

– Думал, ты захочешь это просмотреть, – сказал Эдди. – Только что вытащил из компьютерного архива.

Листая бумаги, Бадди обнаружил, что перед ним распечатка ставшей теперь знаменитой статьи Ронды в газете «Бродячая кость» об акции Мечтателей «Призывайте в Армию Мертвых»: описание того, что могло произойти, если бы предлагаемое вторжение было осуществлено. Статья перепечатывалась в самых разных печатных изданиях по всей стране и – вместе с не менее знаменитым плакатом «Призывайте в Армию Мертвых!» – была повсеместно признана возбудителем всеобщего возмущения, что и заставило Конгресс подписать Манитобское соглашение о мире.

Грязь, Грязь, Грязь (так начиналась статья). Кажется, грязь – это все, что здесь есть: грязь Манитобы; люди барахтаются в ней, в ней ведут бой, проезжают по ней в джипах, автоколоннах, танках, над грязью летят снаряды, снаряды плюхаются в грязь, взрываются в ней, грязь разлетается повсюду: грязь и кровь, грязь и кровь.

Солдаты обеих сторон выстраиваются, стреляют, бегут, швыряют гранаты, отступают в грязь, спят в грязи, сидят в грязи, едят грязь: грязь и кровь, грязь и кровь. Затем приходит зима, и грязь превращается в лед, и ветер, колющий, словно штык, летит над замерзшими равнинами Манитобы – по ним, шатаясь, словно зомби, идут солдаты, оскользаясь на грязи, в которой барахтались прошедшим летом.

Долина Грязи год за годом переходит из рук в руки. Ее теряют, снова отвоевывают, и снова теряют, и снова отвоевывают. Наконец в один весенний день, когда грязь только начинает оттаивать – ибо, как бы вы ни мечтали о весне в Манитобе, вы не можете ее не страшиться: ведь когда лед превращается в грязь, вы не знаете, что хуже, грязь или лед, – итак, в весенний день небо темнеет от эскадрилий самолетов; они идут высоко, так высоко, что невозможно разглядеть их как следует, невозможно даже в них выстрелить. Из самолетов вылетает множество точек, они расплываются по всему небу, как чернила в воде, и постепенно там появляется что-то вроде грибов-дождевиков из светлой ткани: это парашюты! Десантники… Точки начинают разрастаться, небо от них темнеет еще больше – их так много, что они затмевают солнце… и люди с обеих сторон не понимают, надо ли в них стрелять или лучше подождать, потому что никто не знает, чьи это десантные войска. Солдаты не получили никаких приказов, никакого предупреждения, их командиры не получили никаких сообщений, но в конце концов обе стороны получают приказ открыть огонь.

Однако есть что-то странное в том, как десантники отвечают на встретивший их огневой шквал. Или, может быть, странно то, как они НЕ отвечают. Потому что, когда взрывается снаряд или пулемет разрывает ткань парашюта, никто не всплескивает руками, не слышно никаких криков – нет видимых и слышимых признаков того, как люди падают и умирают. Даже когда случается прямое попадание в парашютиста, никакой реакции нет, только тупой звук удара, тело откачнется, а потом снова возвращается в прежнее положение под своим парашютом и висит, как раньше, без движения, словно марионетка. Даже когда парашюты разорваны в клочки и солдаты падают на землю, они не машут беспорядочно ногами и руками, чего привычно ожидают сражающиеся, но остаются неподвижны: и правда, эти десантники просто настоящие стоики, таких не видывал никто, ни на той, ни на другой стороне.

Но вот первые десантники приземляются; они валятся на землю, словно груды падающих деревьев, отскакивая при падении, как манекены: это совсем не похоже на то, как падают люди. И не важно, как далеко они упали, или как тяжко ранены или ударились, не видно ни движения, не слышно ни стона, не заметно крови из ран. Это похоже на ливень из кукол в натуральную величину, холодных, молчаливых, неподвижных. И сколько в них ни стреляй, ливень из кукол все льется и льется с неба, пока они не начинают приземляться повсюду.

Однако это не похоже на обычное приземление десантников. Они не приседают, сгибая колени, чтобы смягчить удар о землю. Даже те, кто приземляются на ноги, стоят на месте не более секунды и тут же заваливаются набок, будто сразу впадают в трупное окоченение. Они не делают ничего, что характерно для десантников, – не переворачиваются, не вскакивают на ноги, не обрезают стропы, не хватаются за оружие. Оружия у них нет. Ни один из парашютистов не поднимается с земли – ни один!