Шон Мерфи - Время новой погоды

И тут в ноздри вам ударяет запах – запах мясницких лавок, запах боен, запах пропитанных формалином ритуальных салонов и открытых гробов; и вы вдруг с ужасом понимаете, что означают эти падающие с неба неподвижные фигуры, что значат эти окоченения при приземлении… и вы смотрите на лежащих и видите их лица – молодые и старые, лица мужчин и женщин, всех возрастов и всех размеров. И вы понимаете, что казалось таким странным в этих солдатах. Они уже мертвы. Во многих случаях – даже довольно давно. Их застывшие мертвые лица глядят вверх, у некоторых глаза открыты, будто они спрашивают – «Зачем вы здесь? Зачем вы бродите, спотыкаясь, в грязи и делаете это страшное дело?» И все они лежат совершенно тихо и неподвижно, кроме некоторых – тех, что вдруг будто пытаются подняться и снова занять первоначальное положение, тех, с открытыми ртами, которые словно кричат с той стороны смерти, и если вы еще способны двигаться, вы сами кричите от ужаса и бросаете оружие, и пускаетесь бежать, бежать, бежать. И внезапно повсюду вокруг вас все и каждый, все солдаты с обеих сторон тоже бросаются бежать…

После того как статья Ронды была прочитана, Бадди пришлось отложить ее в сторону и перевести дух. Какие глубины кроются в этой женщине! – подумал он. Что бы ни случилось в будущем, какой бы безнадежной мукой ни грозила жизнь и работа рядом с ней, он знал одно: их организации должны объединить силы. Если только ему удастся добиться, чтобы циркачи и главные Мечтатели поддержали эту идею, он окажется в идеальном положении – он сможет вечно мучить себя безнадежной близостью к женщине, которую – теперь Бадди был совершенно уверен в этом – он любит.

После первой недели, проведенной в лагере Мечтателей, Бадди решил задержаться еще на неделю. Фактически он так никогда и не уехал. Он послал за артистами цирка и предложил им приехать. «Место – лучше не придумаешь, – сообщил он. – Майл-Хай-Сити вас ждет».

Полли плакала. Тушь с ресниц длинными темными полосами растекалась по лицу, да еще после работы она забыла снять именную планку «Ну что-за-сосиска есть у меня для вас!». Ей было неловко, что она расплакалась перед целой группой семидесятилетних в доме для престарелых, но что еще она могла сделать? Все они уставились на нее с почти одинаковым отсутствующим выражением на лицах. Мисс Кларисса Симмонс, одетая в голубое с цветочками платье, смотрела на нее особенно бессмысленным взглядом. Она подняла руку:

– Так вы говорите, правительство планирует отобрать у нас наши зубные протезы?

– Нет, – отвечала Полли, тщетно пытаясь промокнуть мокрые щеки кусочком бумажной салфетки. – Никто не отберет у вас зубные протезы…

– Тогда о чем беспокоиться?

– Они собираются превратить вас в ПРОТЕЗОНОСНЫХ СЛУГ! И отобрать тот небольшой остаток времени, что у вас еще есть.

– Что? – спросил старый Билл МакФи.

– Тот остаток времени, что у вас еще есть, – повторила Полли, силясь взять себя в руки.

Билл МакФи повернулся к Эдвину Дэниелсу, сидевшему рядом с ним.

– Она говорит, уже время вставать с постели, – прокричал он в ухо Дэниелса.

Дэниелс кивнул, на лице его было написано легкое замешательство.

– Он глухой, – громко пояснил МакФи, ни к кому конкретно не обращаясь.

– А я полагала, это будут занятия по художественной росписи бархата, – вставила Миннеола Эджуотер.

– Так оно и есть, – сказала Полли, – но…

– Моя шляпка! – воскликнула Сэди Эдвардс. – Кто-то взял мою шляпку!

Ситуация грозила скатиться к полной неразберихе.

Кларисса Симмонс с трудом поднялась на ноги. Схватилась за спинку стула, чтобы удержаться.

– Я не столько беспокоюсь о себе самой, – проговорила она, – сколько о своих внуках. Которые будут вынуждены жить в мире, лишенном времени и силы тяжести. Что же удержит их на земле?

– Именно об этом я… – начала было Полли.

– Моя шляпка, майор… Что они сделали с моей шляпкой?

– Ох, да заткнитесь вы, Сэди! – сказал Билл МакФи.

«Это безнадежно, – подумала Полли. – Мне с трудом удается объединить этих людей для занятий художественной росписью, но гораздо труднее побудить их спасти самих себя от грозящего им рабства».

Когда после занятий Полли ехала домой в своем древнем «Рамблере», все еще пытаясь стереть со щек потеки туши, она уговаривала себя: забудь про время и силу тяжести. Забудь, хотя бы на этот момент, про Двусторонний договор о протезоносных слугах, который, вообще-то говоря, рождается сейчас в Столице, в двух тысячах километров отсюда, и, скорее всего, пройдет какое-то время, прежде чем он вступит в силу и доберется до этих мест. Что могут она и ее пенсионеры сделать, чтобы улучшить положение вещей прямо здесь, прямо сейчас, у себя дома – в Байю?

«Ну конечно же! – подумала она, поворачивая с шоссе в Кипарисовый переулок и пробираясь извилистой дорогой между виргинскими дубами к трейлер-парку. – Трубопровод!» Трубопровод, который «Корпорация Америка» собирается использовать для откачки вод Атлантического океана, начнется здесь, у Залива, [25]прямо по соседству – на Техасском побережье, в самой ближней к Большому каньону точке.

Они смогут организовать марш вдоль Залива – из Байю в Техас.

«Может, мы и не способны ничего сделать, чтобы решить проблемы времени и тяготения, – думала Полли. – Но, Элвисом клянусь, мы можем кое-что предпринять, чтобы остановить прокладку этого трубопровода».

Биби Браун вышел из-под моста, где провел последние пятнадцать лет, с чувством, что входит в совершенно новый для него мир.

– Мы организуем транспорт для вас и тех из ваших друзей, которые захотят поехать на Колпачное Ранчо, – сказал ему Хьюберт МакМиллан.

– Спасибо, – ответил Биби. – Думаю, тут мы поймаем вас на слове, или – точнее – они поймают. Почему бы вам не прислать кого-нибудь сюда, чтобы забрать их через неделю или две? Что касается меня, я сам проделаю свой путь. Хочу посмотреть, что в стране происходит.

Теперь он медленно продвигался на север – пешком, на попутках, на автобусах, снова проходя и проезжая страну беспокойными дорогами своей юности: в те времена он пересек континент семь раз. Теперь Америка лучше оформлена, чем в те дни, размышлял он. Разные места в большинстве случаев получили свои названия. Однако Фронтир, [26]это казавшееся беспредельным пространство неосвоенных земель, почти полностью исчез. Биби обнаружил, что вся эта местность дымится заводами, застроена типовыми домами, повсюду проложены шоссе, ведущие куда угодно и никуда. Все более или менее подходящие поверхности залеплены рекламными плакатами.

Ну что ж, думал Биби, это прогресс. Но иногда он вдруг чувствовал, что начинает мерцать и становиться прозрачным, с тоской вспоминая о пятнадцати годах под мостом, проведенных в спокойствии и уединении.