Максим Солохин - Король и Каролинка

Но в этот день случилось одно важное событие, которого никто, кроме нас с Папой, не заметил. Кажется, мой первый маленький опыт самостоятельного колдовства что-то сдвинул во мне...

Вначале у меня вдруг началось ВИДЕНИЕ. Оно возникло непроизвольно и было очень ярким. Пользуясь тем, что от меня в этой ситуации никто ничего не ожидал и не требовал, я на некоторое время безмолвно погрузился в созерцание открывшегося пейзажа обратной стороны Луны.

Происходил военный совет. Такая метафора у меня возникла, когда я попытался словами описать свое видение.

Происходил военный совет тайных гениев. Обсуждалась завершившаяся военная операция. Мамин гений был главным героем дня. Мама была опытной разведчицей. Она только что возвратилась с вражеской территории. Ее туда посылали то ли на разведку, то ли с диверсионной целью. Задание было рискованным, мамин гений мог погибнуть, но он выполнил задание и благополучно вернулся. Происходило общее торжество по случаю удачного завершения кампании и обсуждался план будущих действий. Как ни странно, именно Мама тут виделась мне главным тайным лидером, которому принадлежало последнее слово на совете. Странно, но факт!

Примерно такое было видение. Подобного рода вещи я уже видал, потому не удивился. Мало ли, что привидится на обратной стороне Луны. Но затем произошло нечто необычное. Как бы это описать...

Я вдруг осознал, что ВИЖУ ИХ СТРАХ. До сих пор "бессознательное" мне всегда представлялось сильным, полным жизни, гордым, страстным. Несгибаемым. Только у отца Федора я видел его измученным. А тут я вдруг осознал, что ОНИ ВСЕ БОЯТСЯ. Они ТАЙНО обсуждали мамину вылазку, притворяясь, что ведут обычную светскую беседу. Они соблюдали глубочайшую перекрестную конспирацию, и их все-таки мучил страх. Может быть, они боялись какого-то возмездия? Каких-то неожиданных последствий? Облавы? Не знаю!

Я вообще не понимаю их -- вижу, но не понимаю. Они гении, но почти всегда притворяются обычными людьми -- зачем? Неужели... из страха!? Неужели всегда именно из страха? Я пригляделся внимательнее... Да, да... Именно страх заставлял их скрываться в темных глубинах бессознательного, прятаться на обратной стороне Луны. Я удивился и пытливо глядел, пытаясь понять, КОГО ЖЕ они боятся. Не друг друга же. От кого же им прятаться, если мы ВСЕ ТАКИЕ?.. И вдруг меня пронзила догадка.

-- Дух трепещет перед Богом! -- говорил мне когда-то Папа. -- А кроме Бога он ничего не боится...

И вот я какое-то мгновение ВИДЕЛ этот трепет, трепетный страх перед НЕВИДИМО присутствующим Богом, заставляющий скрытого в каждом из нас гения тщательно скрываться под маской обыкновенного человека. Впечатление было таким сильным, что на глаза у меня навернулись слезы.

Тут я поймал на себе папин взгляд. Папа явно ВИДЕЛ, что со мной происходит. А я по-прежнему не видел его -- он не вписывался в картину, и картина разрушилась...

Только вечером выдался удобный момент, чтобы обсудить все это с Папой наедине. Но -- странное дело! -- что-то меня останавливало. Я как будто не знал с чего начать разговор. Или просто боялся начать признаваться в своих грехах.

Папа внимательно глянул на меня и сказал:

-- Ну что, попался ты, парень?

-- Попался, -- признался я сокрушенно.

-- Вот это -- черная магия, -- сказал Папа.

-- Ну да, она и сказала прямо: в Церковь мне нельзя.

-- Да и без слов понятно. От нее за сто метров разит черной магией. Я почуял что-то неладное еще на улице.

-- А что ты почуял? -- полюбопытствовал я.

-- Бесовщину. Чертовщину, -- сказал Папа коротко.

-- И что мне теперь делать?

-- Теперь надо почиститься.

-- А как?

-- Молитвой. Исповедью. Надо в Церковь идти. Завтра же с утра... Тут Столица -- наверняка где-то служат.

-- А что она сделала?

Папа опять посмотрел на меня странным взглядом.

-- Она использовала тебя как медиум, чтобы пообщаться с каким-то знакомым духом. И этим она... Она тебя чему-то научила. Я тебя не узнаю.

-- Как это -- не узнаешь? -- забеспокоился я.

-- А может быть, наоборот, узнаю... Твое бессознательное изменилось. Оно совсем иное, чем раньше. Ты подцепил себе нового гения.

-- Да?.. А я ничего не чувствую.

-- Ничего? Да нет, наверняка что-то чувствуешь. Я вижу... как ни странно, что-то от моего отца. От Дедушки.

Я прислушался к своим ощущениям. Ничего такого особенно специфического, "от Дедушки" там не наблюдалось... Вот, стихи сочинил... Это от Дедушки? И еще мне вспомнилась та Дедушкина сказка, которую я прочел в домике отца Федора. Про мальчика, которого избрали Королем в волшебной стране.

-- Не знаю, -- сказал я. -- Может, и чувствую. Но не замечаю. Стихи вот стал писать.

-- Стихи? Интересно. Потом покажешь, ладно?

Я кивнул.

-- А вот как тебя теперь зовут? -- спросил Папа.

Я удивился... и осознал, что мое удивление -- притворное.

-- Она меня называет "Король".

-- Король?.. Ну, Король -- так Король. Давай, побеседуем, Король.

Я хотел что-то сказать, но не сообразил, что говорить.

-- Теперь-то, -- сказал Папа. -- Теперь-то, что ты хочешь?

-- Избавиться, -- сказал я четко, хотя вовсе не был уверен, что действительно хочу именно этого. Тут я едва ли не впервые в жизни заметил, КАК Папа наводит на меня транс. До сих пор я осознавал, что что-то такое произошло, только потом, спустя время -- когда вспоминал прошлое и замечал провалы в памяти.

А Папа молчал и внимательно смотрел на меня. Наверное, ВИДИТ его, Короля, подумал я. И говорит уже не со мной, а с ним.

Это открытие поразило меня, и я сказал:

-- Слушай, ты просто начинаешь говорить с ним, да? И от этого возникает транс? Вот и все искусство?

-- Не просто, -- возразил Папа. -- Я говорю и с тобой, и с ним. Одновременно. Двусмысленно. Человек не видит себя. Ум не в силах осознать, что происходит. И если ты не начинаешь упрямиться, транс возникает. Внутреннее "Я" гораздо сильнее внешнего... Дух гораздо сильнее ума. Гений же.

-- Упрямиться? -- удивился я. -- Я же пробовал упрямиться.

Я вспомнил, как одно время я пробовал намеренно сопротивляться Папе, сохранять ясное сознание. Ничего не вышло -- незаметно я все равно терял сознание.

-- Когда ты всерьез упрямишься -- сделать ничего невозможно, -- сказал Папа. -- Просто ты не упрямишься всерьез. Только играешь в упрямство.

-- Всерьез? А как это -- всерьез?

-- Брось. Ты лучше меня понимаешь, как. Когда ты упорствуешь в игре, не желаешь оставить притворство.

-- Как это? -- я запутался. Мы некоторое время продолжали разговаривать в том же духе, и я незаметно вошел в транс. Подробностей не помню.

Помню только обрывок разговора, как Папа говорит:

-- Чем она тебе не угодила?

-- Она меня раздражает, -- ответил я.

Потом я помню, как спросил у Папы: