Николай Полунин - Край, где кончается радуга

Вообще, все это враки, что научной мысли нужен простор. Что нужна свобода. Нужно указание. Об этом думать не моги, а об этом изволь и плодотворно. Сделать столько-то шагов по пути познания вон в ту сторону.

Но ведь действительно есть! Абсолютно фантастическая техника и грязный вокер, ковыряющийся в паху и сморкающийся в два пальца. Может, в том дело, что не их? Не ими придумано и создано, и обрушено в болото Края. Но как, как произошло, что Край стал тем, что он есть? Или же такова сама суть этого мира, невозможного для понимания, но тогда чем успокоится здесь Человек? Если он не хочет отстраниться, если даже в минуту слабости он не может этого, если не дают ему?.. Если он – безвыходно в этом мире?

Вот и давай, иди в Стражу, произноси слова, бей и жги, если придется, и неси в себе свою цель, и находи в ней свое оправдание и очищение. Нет желания?

Нет. У меня нет такого желания. Мне все почему-то приписывают его здесь, но у меня нет такого желания, клянусь, и никогда не было, хоть я и тычусь во все стороны. Я хочу просто правды.

А зачем тебе эта правда? Что ты с ней сделаешь? Или она нужна тебе только как факт? Как утешение комплекса неполноценности? Ты разве укроешь ею свою совесть? Свою Человеческую совесть? Или укроешь? – Не знаю, зачем мне эта правда. Жить она мне во всяком случае не помогает. Более того. Я почти уверен, что она убийственна, эта правда, как убийственна любая правда любого мира, но быть может, именно это – Человеческое? Искать правду любой ценой? Это? А совесть? Тоже не знаю. Но видно, она-то и толкает меня на мои поиски.

Так что же нужно тебе, Человек?

И этого я не знаю. Единственное, чего я по-настоящему хочу здесь, – это взять Свена и увести его в лес, и жить там, заботясь о нем и радуясь его радости, и в этом видеть смысл и оправданность своего существования.

Это слабость. Она простительна тебе, и она пройдет. К тому же здесь нет лесов.

Да, здесь нет лесов, и Рита выдумывает свои истории, потому что любит брата, а.весь мир ненавидит, а себя презирает… Мотобратство могло бы быть реалией, и я мог бы на него опереться, если бы оно вообще существовало. Я видел потом. Десяток – полтора подростков сидят, не разговаривая даже, на мотоциклах и сплевывают зеленую шелуху семечек бегунка. И враждуют улица на улицу, только не бегом и с кулаками, а на мотоциклах и разрывными пулями. Редкие попытки объединиться на деле срываются Стражей. Ездят-то они по кругу с факелами тоже, между прочим, подражая… А в Стражу мне нельзя, потому что я не тот, за кого меня принимают, и не принесу того, что от меня ждут. Ничего мне нельзя. Мне даже просто поселиться в Городе нельзя – так и так Стража переселит в Квартал. Есть у них какое-то Уложение, мол, каждый прибывший в Край Человек обязан три или больше лет пробыть в личине Ткача. Проверка или что уж, будто сюда попадают по собственной воле. Это ведь только Крейн, наивная душа, полагает, что – «свежая кровь в жилы»…

И ты бежишь?

Да, я бегу. Я действительно ничего не могу один, а опереться мне на кого. Совсем.

И все-таки ты бежишь…

Вест ещё шел под ручку с Бубликом. Народу поубавилось, но не очень. Бублик развивал свои взгляды и разглагольствовал вообще. Вест слушать не хотел и стал придумывать, как бы отвязаться, но одно привлекло его внимание.

– Погодите, погодите, – сказал он, – значит, вы утверждаете, что с Разделением, помимо всего прочего, ушли в прошлое такие вещи, как наследственные заболевания и всякого вида уродства?

– Конечно же! – восхитился тем, что его слушают, Бублик.

– Монография Льерра, другие классики… Работы коллеги Умбана… Стандарт! Все ненужное убрать, все необходимое добавить. Мы не болеем, понимаете, Вест? У вас там (для всех на «Колесе» Вест был «с Той стороны», исключением являлся один Председатель, но тому было наплевать; он отреагировал, как ему предписывалось, а потом ему было наплевать) не изжиты ещё такие страшные вещи, как полиомиелит, генные пандемии…

– Вы знаете, что такое красная костянка? – перебил Вест.

– А-а! – воскликнул Бублик, – так ещё и это не изжито! Это был бич нашего народа, – состроив подобающее лицо, заявил он. – Но не здесь, но не в Крае! Так-так-так. Значит, вы на Той стороне ещё страдаете… А это, знаете ли, известие! Вы разрешаете давние научные споры, Вест. Правда, коллега Пин высказывал…

– Впервые я услышал об этом в Крае, – ничуть не покривив душой, сказал Вест.

– Как? – Бублик остановился. Сзади послышались недовольные голоса и пришлось вновь включаться в ритм.

– Я видел безномерного старика с невероятной скоростью реакций, – тоном отвлеченного рассуждения продолжал Вест.

– С какой невероятной?

– Что-то около в восемьдесят раз большей.

– Неужели, – заволновался Бублик, – не Расчетчик ли?

– Кажется.

– Так нам такой… Мы ж без него пропадем. Кто, где?

– Он называл себя городским сумасшедшим. Крейн.

– Ах, Крейн, – протянул Бублик, берясь за губу. – Крейн, знаете ли… Не допустят. К нашей теме нет, не допустят. Шеф у нас – ой-ой. Формалист ещё тот. Мэд Пэкор, не слыхали? – Бублик выглядел огорченным. – Не допустят, – повторил он. Вест почувствовал подкатывающий истерический смех. Он все же сказал:

– Я видел мальчика калеку. Он не может ходить от рождения, у него нет ступней. Бублик смотрел на него.

– Ну-ну, – неуверенно сказал он. – Это вас ввели в заблуждение. Не может быть, это отошло… нет. это артефакт.

– А ещё этот мальчик, – начал Вест, но расхотел продолжать. Это было бы бессмысленно. Все было бессмысленно. Он решил – хватит.

Уже дважды он замечал безмятежно подпиравшего стену у двери костлявого верзилу. Тот был его личным телохранителем по назначению Председателя. Вест полагал, что не Председателя одного. Отличаясь болтливостью, верзила умудрялся очень многое выспрашивать, ничего не сообщая сам. Вест даже не знал, как его зовут.

Бублик ещё побормотал растерянно, потом что-то спросил. На Восемнадцатой, сказал Вест. Так то на Десятых, протянул Бублик уже шепотом и затих, и более заговаривать не пытался. Вест сразу забыл про него. Он пролавировал сквозь всех к верзиле и кивнул тому. Верзила осклабился. Он был не из сиреневых, просто длинный и костлявый.

– Надоел? – понимающе кивнул верзила, и не ожидая ответа сказал: – Надоел, Вы его гоните, шеф, а то прилипнет – не отделаешься. Я его гоню, – заявил он. – Куда двинем, шеф, домой?

Вест вновь жил в заброшенном особняке, уже в другом, Ткач советовал менять места не реже раза в десять дней, благо была возможность. Сейчас Вест колебался, с сомнением прикидывая. Наконец он проговорил, не глядя на телохранителя:

– Если ветер с востока – будет дождь. Тот отчетливо икнул, но ответил, как надо: