Дорис Лессинг - Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе

К ним подошел Гриот.

— Познакомься, Лета. Это Рафф, он с ледника, с севера, из-за Срединного моря.

Пес обошел женщину кругом, обнюхивая длинные светлые волосы, и коротко пролаял что-то, видимо в знак приветствия.

Эти два ослепительно белых существа, окруженные темной водой и бесцветными травами и кустами, были словно созданы друг для друга. Они составляли великолепную пару. И Гриот, которому трудно было принять Лету из-за ее необычного внешнего вида, теперь принял ее — благодаря снежному псу.

Лета несла свертки и корзинки. Принимая у нее ношу, Гриот почувствовал, что женщина вся дрожит.

— Ты сможешь дойти до Центра?

Она кивнула — смелая, но все же слишком слабая. Рафф встал сбоку от Леты, предлагая женщине опереться на него. Пес медленно двинулся вперед, и она пошла вместе с Раффом, почти повиснув на нем.

— Данн очень болен; он в последнее время говорит о тебе.

— И я тоже о нем думаю.

В Центре они сразу прошли к Данну. Рафф подождал, пока Лета не усядется рядом с Данном, и только потом отошел от нее, улегся на полу у кровати, положив голову хозяину на плечо.

Двое солдат, охранявших Данна, не могли оторвать глаз от гостьи и особенно от ее волос. Альбы, служившие у них в армии, были очень светлокожими — просто белыми по сравнению с остальными, но всем им было далеко до Леты. Ее кожа просто светилась. А какие у нее были волосы! Они струились по ее спине потоком солнечного сияния — ничего подобного солдаты в жизни не видели. Одним движением она собрала их в узел на затылке и произнесла:

— Данн, это я, Лета.

Он открыл глаза и улыбнулся.

— Лета, — сказал он, протянул руку к узлу ее волос и погладил его. — Это ты.

Но он не поднялся, а так и лежал, свернувшись калачиком, и казалось, что его глаза вот-вот закроются снова.

— Ты сегодня ел, Данн?

Данн не ответил, но один из солдат смог ответить за него:

— Нет, он отказывается от еды.

— Я собираюсь немного умыться с дороги, Данн, и что-нибудь перекусить, а потом вернусь и покормлю тебя.

Веки Данна сомкнулись.

Лета вышла вместе с Гриотом в соседнюю комнату, попросила воды, чтобы смыть дорожную грязь (она проделала долгий путь через болота), и немного еды — что-нибудь легкое и простое.

Когда она вернулась к Данну, то принесла с собой кувшин, в котором заварила смесь из принесенных с фермы трав. Лета опустилась перед ним на колени и поднесла кувшин к губам больного. Данн сделал глоток и поморщился, но продолжил пить, потому что она настаивала.

Лета заставила Данна немножко поесть, после чего начала говорить. Она рассказывала о том, что пришлось пережить им всем вместе — ей, и Мааре, и Даулису, и Шабису, и Данну. То были удивительнейшие приключения.

— Ты помнишь? — спрашивала она. — Ты помнишь это, Данн?

Наконец он сумел приоткрыть глаза и уже не закрывал их, а иной раз даже кивал с улыбкой, отвечая.

— Ты помнишь тот постоялый двор, Данн? Там, где с крыши текла вода? И мы все болели, кроме тебя, и ты выхаживал нас вместе с той женщиной из речного народа. Без тебя мы бы погибли. Ты помнишь?

И потом, когда Данна стало снова клонить в сон, Лета поведала ему очередную историю, которая звучала ничуть не диковиннее предыдущих, однако он открыл глаза и сказал:

— Нет, Лета, этого не было.

Она продолжила рассказ о реальных событиях и, когда Данн вроде бы перестал следить за ее повествованием, опять добавила несколько невероятных подробностей (по крайней мере, такими они показались Гриоту). Данн тогда улыбнулся и сказал:

— Вот ведь выдумщица, Лета! Ты же знаешь, этого тоже не было.

Он стал более оживлен.

— Сейчас я обмою тебя целебным раствором, Данн.

Когда он сделал протестующий жест, Лета напомнила ему:

— Когда мы лежали больные на постоялом дворе у той женщины, из речного народа, ты мыл меня. Помнишь?

— Да, помню. Ты подсказала мне, какие травы использовать.

— А теперь я тебя вымою.

Лета велела принести теплой воды, влила в нее какую-то резко пахнущую жидкость и стала снимать с Данна робу и штаны. Он сел и сам разделся. На его тело, такое костлявое и жалкое, было больно смотреть. Гриот отвернулся. Неужели это генерал Данн, тот самый могущественный генерал Данн, который еще совсем недавно был красивым и сильным, а теперь стал худым и больным? Лета усадила его прямо в широкий плоский таз, полный травяной смеси, и терла губкой и окатывала водой, и снова терла и окатывала, приговаривая все время:

— Помнишь, как мы видели небоход, разбитый небоход, давным-давно, и ему поклонялись толпы людей?

— Да, конечно. Это было давно. Давным-давно. Лета, правда, «давно» — это ужасное слово?

Лета все поливала его и терла; снежный пес подполз и из любопытства лизнул воды, после чего немедленно чихнул. Она засмеялась и погладила Раффа, сказав:

— У тебя появился замечательный друг, Данн.

— Да, да, замечательный друг.

Лета заметила, что Гриот при этих словах Данна отвернулся. Данн в свою очередь заметил озабоченное лицо Леты и все понял.

— Гриот, а без тебя тут вообще ничего бы не было. Это все лишь благодаря тебе.

Гриот расслышал в этих словах скрытый смысл и горько улыбнулся. Может, Данн предпочел бы, чтобы в его отсутствие вообще ничего не делалось? А что, вполне возможно.

Лета сказала:

— Мне кажется, что иногда нужно потерять истинного друга, чтобы понять, кем он для тебя был. Когда Маара умерла… — Она пристально взглянула на Данна, но твердо договорила: — Только когда она умерла, я до конца осознала, кем она была для меня, для всех нас.

Данн сидел в тазу неподвижный и немой, а Лета продолжала говорить о Мааре, о том, какой смелой она была, а потом неожиданно спросила:

— Данн, что бы сказала Маара, если бы увидела тебя сейчас? Ты не думал об этом?

Данн зажмурился, вздохнул и после долгого молчания наконец ответил:

— Но, видишь ли, Лета, Маары все равно здесь нет, и поэтому она ничего не скажет.

И он заплакал.

Гриот махнул солдатам, чтобы те вышли. Все, что они слышали до сих пор, только укрепит их восприятие генерала Данна как чудотворца — и дополнит этот образ Данном-лекарем, Данном-другом, а истории, рассказанные Летой, будут ходить по лагерю, передаваясь из уст в уста.

Но плачущий Данн — нет, этого им лучше не видеть.

Снежный пес сочувственно зарычал и ткнулся мордой в лицо хозяина.

Данн потрепал его по загривку и сказал Лете:

— Я не хочу жить, Лета. Зачем? — Поскольку она не сразу ответила (видимо, размышляя над этими его словами), Данн повторил: — Не молчи, Лета. Я хочу, чтобы ты мне сказала: зачем?

— Прежде всего ради малышки.

— Ну, девочка никогда не будет моей. Кайра этого не позволит.

— Согласна, но я говорю о ребенке Маары.

Данн вылез из таза, завернулся в кусок чистой ткани и лег в свою обычную позу — согнувшись как древко лука.