Ирина Крупеникова - Застава

– Почему это происходит?

– Я не знаю. Но мы вернулись на этот свет после… Помнишь Афган?

– Помню, – эхом отозвался Тур. – Но даже если допустить, что мы тогда… – он прямо взглянул на брата, – погибли, почему огонь памяти земной выбрал именно нас, чтобы вернуть на этот свет в новой ипостаси?

Ворон устало передёрнул плечом.

– Понятия не имею. Хотя, если учитывать, чем заканчивались наши детские потасовки, кое-что прояснится. Мы быстро мирились, и ты стирал ладонями наши ссадины и синяки. Я считал это в порядке вещей и удивлялся, почему у других мальчишек фингалы цветут больше недели.

Тур задумчиво усмехнулся.

– Зато под твоим взглядом ходили строем все деревенские собаки.

– Ага. А как я заставил алкаша искупаться в отстойной яме? Батька потом меня отдубасил до потери сознания.

– А меня взгрела мать за то, что не заступился… Странно. Мы с тобой никогда не вспоминали детство. Как будто умышленно отрезали от себя родные корни.

Они умолкли. Мысли продолжали течь в одном русле, и высказываться вслух больше не требовалось.

– Тур, – вдруг сказал Ворон, – не пора ли закончить терапию?

Доктор Полозов спохватился и разжал ладони, сомкнутые на предплечье брата. Края рваной раны заметно подтянулись.

– Скверно, – вздохнул он.

– Брось! Это же не финка под ребром!

– Тогда я держал тебя с первых минут и всю ночь. А сейчас, – Тур оглянулся на спасателей, приступивших к выполнению своих обязанностей, – мне нужно быть в больнице. Минимум треть пострадавших привезут в наше отделение.

– Действуй, близняшка, – подмигнул ему Ворон. – За меня не волнуйся. Мы с Лисом будем ждать тебя дома.

– Только после того, как я наложу тебе повязку. Пойдём-ка к санитарному вагону. И сделай одолжение, не спорь со мной.

Чёрно-белый сон терзал мозг разрозненными обрывками хроники минувших дней – близких и далёких. Отдельные сцены появлялись так, будто под закрытыми веками крутилось документальное кино. Другие, опутанные жестокой фантазией, загоняли сознание в душные провалы, и чёрный огонь, подступая к границам яви, иссушал губы и вытягивал из груди слабые стоны.

Ворон приоткрыл глаза, перевернулся на бок, рефлекторно щадя раненную руку, но так и не проснулся окончательно. Хроника продолжала течь кадр за кадром.

«Вы показали сегодня прекрасные профессиональные качества, – доктор Полозов улыбается молоденькой медсестре Оле, взирающей на него снизу вверх отважными серыми глазами. – Вот моя визитка. Будут проблемы – звоните». Вместо картонной карточки в пальцах брата Ворону чудится змеиная чешуйка, сверкающая золотом в лучах летнего солнца.

«Мы обязаны были вывести их в переход! – кричит Лис. – Как вывели Пашу! А теперь у Пятницы в руках сотни новых заложных…» В поле вспыхивает огненный круг. Исчезает железнодорожная насыпь, вагоны и пятнистые комбинезоны спасателей. Вокруг встаёт тёмный осенний лес. Горит фантомный костёр, а в центре его бьётся рыжий зверёк с облезлым хвостом. Ворон видит свою руку, протянутую в огонь. Два одинаковых голоса: «Гамаюн!», и через стену пламени переходит рыжеволосый юноша. Деревья и поляна превращаются в наполненный людьми зал аэропорта. «Борис. Борис Полозов!» Рыжий парнишка с тощей сумкой на плече замирает, оглядывается и торопливо шагает сквозь толпу пассажиров…

«Не смей соваться в дела Бера!» – ухмыляется изувеченный труп.

Трещит телефон, и не поднятая с рычага трубка шепеляво вещает: «…Он будет лежать на дороге окровавленным куском мяса. Холодный и мёртвый. И ты будешь смотреть на его труп, как на свой собственный»…

«Рядовой Полозов!» – «Брось, сержант. Они неделю друг с другом не разговаривают». – «Взвод! По местам!»… Рёв мотора. Пыль. Раскалённое солнце. Затаившиеся скалы. Горячий воздух обжигает грудь. Вздрагивает каменная земля. Грохот валится сверху. Валится всё: камни, борт БТР, рыжая пыль, солнечный свет, кровавая плоть. Крики замирают в кромешной тьме…

По расчерченному клетками старомодному ковру расставлены оловянные солдатики: войско русских витязей и чужие рыцари в рогатых шлемах. Гремит гонг. Ворон видит себя ярким блондином на белом разгорячённом коне, в золотом шлеме и красном плаще. Солдатики-витязи – послушные одноликие шеренги – поднимаются за спиной, готовые двинуться в бой против чёрной тучи теней, выстроившихся вдоль тёмного леса. Чёрный лидер поднимает меч, и розовое солнце затягивается грозовыми облаками. Сыплются стрелы, гремят щиты, ломаются копья…

Неподвижный лик чёрного лидера – знакомый, но неподлинный – качается под ресницами.

«Один живой! Носилки сюда!»… Один? Бьётся очнувшаяся мысль: почему один?.. На расчерченную белыми клетками площадку падает с неба иссиня-чёрный тюльпан. Гремит металл. Открываются огромные ворота в холодную тьму.

Грузовой отсек самолёта. «Нет! Он живой, слышите! Живой!»

Ворон застонал. Плечи конвульсивно дрогнули под воздействием отчаянного импульса, посланного сном.

Одинокий солдат мечется между чёрных бесформенных мешков. Топот позади. Крики. Сопротивление. Рывок. И снова собственный голос: «Он будет жить! Будет жить! Жить…» Металлическое эхо остывает на камнях…

Руки судорожно сжимали измятую подушку. Пот заливал обнажённый торс, струился по шее на грудь и стекал по щекам вместе с солёными каплями, сочащимися из-под сжатых век.

– Ну-ну, сынок. Ты это, успокойся, – невесомая рука Деда ласково тронула мокрый лоб. – Плохое уходит в прошлое. Пущай себе идёт в историю. Было оно, конечно, но вы победили, справились. Отдыхай. Никуда твой близнец не денется. Эвон, со скальпелем над столом стоит. Дело делает. А ты спи. Успеешь наработаться с утра.

Ворон не расслышал слов и не почувствовал прикосновения, однако кошмарные видения поблёкли, а сознание плавно опустилось в глубины сна.

«Лис, а Лис. Я чего-то не понимаю: зачем этой злыдне Пятнице столько заложных? Ворон говорит, что от меня одной куча неприятностей. А я всего лишь его машину починить попробовала…»

– Ты не заложная, – огрызнулся Лис, только что обжёгшийся об сковородку. – А Пятнице нужны верные слуги, поэтому она провоцирует безвременную смерть, – он тяжело вздохнул и добавил: – И я ничего не могу сделать один.

«Опять всё на себя вешаешь? Тоже мне, спаситель мира. Иди-ка за стол. Я сама тебе завтрак принесу».

– Что это на тебя нашло? – Лис изумлённо поискал глазами призрачную подружку.

«Приступ хозяйственности. А для сковороды, между прочим, существуют прихватки».

Омлет плюхнулся в тарелку, туда же отправился кусок хлеба, и блюдо поплыло к столу.

– Спасибо, Ки. Ты делаешь успехи.

«Лопай лучше. А то опоздаешь в свой универ. Кстати, почему твои братцы не наймут какую-нибудь служанку? По-моему, теперь это считается нормальным».