Александр Проханов - Человек звезды

Когда сменилась власть, в город приехал с инспекцией самый влиятельный из молодых реформаторов и привез с собой группу американских инженеров, специалистов космической отрасли и офицеров разведки, изучавших советскую оборонную мощь. Американцы несколько недель работали в научном центре. И увезли с собой грузовик секретной документации, несколько грузовиков с приборами и опытными образцами и закрыли исследовательский центр.

Рабочие, еще недавно строившие звездолет, монтирующие космические телескопы и лазерные дальномеры, устроились в мастерские автосервиса и ремонтировали подержанные иномарки. Ученые и инженеры, — одни уехали в Америку и продолжали работать, теперь уже по американской программе. Другие отправились в Китай «челноками», но уже не космическими, закупали мешки с китайскими плюшевыми игрушками и махровыми полотенцами и торговали, стоя на барахолках. Третьи, не научившиеся торговать и не пожелавшие служить недавнему неприятелю, запили горькую, а несколько стариков не вынесли ужасного зрелища, когда из цеха вывозили белоснежный космический корабль, так и не прошедший заводских испытаний, и умерли, кто в петле, кто от разрыва сердца.

В прежних лабораториях разместились офисы торговых фирм. В огромном цеху, где раньше на стапелях красовался громадный, похожий на белую бабочку звездолет, теперь, драгоценный, как кристалл, расположился супермаркет и склады, наполненные иностранными телевизорами, диванами и костюмами.

И город П. постепенно забыл, что от него дороги уводили не только за Урал, в соседнюю Сибирь, но и ввысь, к звездам.

Антон Тимофеевич Садовников был из тех, кто, уйдя из научного центра, не уехал в Америку, не стал мелким торговцем, не повесился и не спился. Переселился из служебной квартиры в центре города на тихую окраину, в деревянный одноэтажный дом, где незаметно и скромно, без жены и детей, жил, добывая на хлеб тем, что преподавал рисование в сиротском приюте.

Он был высок, сухощав, с продолговатым лицом и упрямым прямым носом, на котором чуть выделялась волевая горбинка. Такое лицо с сухой загорелой кожей и тонкими складками у кончиков губ и в уголках глаз бывает у спортсмена, неутомимого в тренировках, чьи тонкие гибкие мышцы играют, готовые к прыжку и неутомимому бегу. Его глаза синего цвета смотрели сосредоточенно и пытливо, словно хотели увидеть в обыденных явлениях неявную скрытую суть. Но вдруг светлели до детской прозрачной голубизны, восторженно замирали, будто узрели что-то чудесное и небывалое, но это была всего лишь утренняя росинка на кончике придорожной травы, и он, наклоняя голову, любовался ее волшебными переливами.

Его сознание обладало способностью сосредотачиваться на явлении, осмысливать его до предела, где кончались возможности разума и явление превращалось в точку, не подлежащую дальнейшему уменьшению. Но из этой точки явление, как взрыв, расширялось до объема Вселенной, и разум, ликуя, купался в мироздании среди светил и галактик.

Он умел управлять своим разумом настолько, что запечатал в нем не подлежащую разглашению тайну. Владея ею, умел не думать о ней. Обладая этим сверкающим, как бриллиант, сокровищем, не позволял драгоценным лучам и спектрам покидать потаенный отсек мозга, чтобы какой-нибудь прорицатель и ясновидец не сумел прочитать его мысли, угадать его тайну, выхватить и унести драгоценный бриллиант.

Именно с этим ощущением птицы, хранящей в себе созревшее яйцо, не позволяя яйцу покинуть темное теплое лоно, шагал Садовников по лесной тропинке, мягко ставя стопы на розовую, с прозрачными тенями дорожку. Лес был полон зеленого света, душистого ветра и шума, который перелетал из вершины в вершину, словно над Садовниковым летело незримое существо, заглядывая на него сквозь волнистые кроны дубов, остроконечные, с фиолетовыми шишками, ели, изумрудное серебро орешника.

Он вышел на поляну, залитую солнцем, в котором мерцали сиреневые цветки лесной герани, стояли сочные, с пышными белыми купами дудники, первозданно пламенели желто-синие иван-да-марьи, в которых черной водой блестела старинная колея.

Садовников остановился на краю поляны, где трепетала тень от высоких берез, а сами березы, ослепительно-белые, раскачивали зеленые полотенца, на которых была вышита птица с лучистыми крыльями, пушистое облако с голубоватыми тенями и мгновенно вспыхивающее маленькое солнце. Он стянул с плеч рубаху, сбросил брюки, ощутил великолепную свободу обнаженного тела. Лег грудью на прохладную землю, из которой выступал коричневый березовый корень.

Примятая трава впрыскивала в него кроткие бестелесные силы. Березовый корень, как сосуд, был полон подземной влаги, и он слышал гулы древесного сока. Теплая земля источала ровное живое дыхание, которое окутывало обнаженное тело. Его телесная жизнь питалась животворящей энергией почвы, где бесчисленные корни тянули влагу, в тесной норке прятался крот, шевелилась бронзовая жужелица, и упавший желудь растворил глянцевитую кожуру, выпуская крохотный клювик.

Сквозь теплый, нагретый солнцем слой он чувствовал глубинное излучение земли, таинственную музыку недр, звучание минералов и руд. Эта музыка проникала в его кровь, отзывалась в каждой клетке, в каждой кровяной частице, и он, погруженный в эти колебания и волны, чувствовал себя частью земли, был создан из ее вещества и плоти.

Его мозг, его сердце ловили жар глубинного пламени, летучие вспышки, летящие из земного ядра. Эта огненная стихия рождала в нем незримое свечение. Он переставал сознавать границы своей личности и начинал чувствовать вращение земли, ее полет в мироздании.

Садовников поднялся с земли, небрежно оделся и продолжал свое шествие через лес. Нес в глубине сознания запечатанную тайну, вокруг которой создавал множество защитных полей, не позволявших лучистому бриллианту себя обнаружить.

Вышел к лесному озеру с глубокой черной водой, на которой сверкало тусклое солнце и слабо дрожали зеленые отражения. Кинул одежду под куст черемухи, ягоды казались солнечными черными каплями. Медленно ступил в прохладную воду, проминая ил. Пузырьки щекотали ноги. В глубине виднелась коряга, похожая на оленьи рога. Он мягко, без плеска, лег грудью на воду, перевернулся на спину и слабым усилием воли уменьшил свой вес настолько, что тело могло держаться на воде, из которой выступали пальцы ног, блестящая мокрая грудь и лицо с открытыми в небо глазами. Он дождался, когда круглые волны достигнут дальнего берега, померцают и погаснут, освободил от напряжения все свои мышцы, успокоил мысли и стал слушать. Он слушал воду, ее безмолвный рассказ.

Вода рассказала ему, что ночью к озеру вышел лось, окунул горбоносую голову и пил, выдувая булькающие пузыри. А потом поплыл, неся над водой ветвистые рога, смотрел на туманные звезды, и в его выпуклых фиолетовых глазах переливались созвездья.