Макс Сысоев - Странники

— Тебе нужен друг? — спросил я.

— Друг? — повторила Вельда и приблизилась ко мне, а я остался сидеть на корточках, прислонившись спиной к аркбутану. Я был спокоен как никогда, и даже холодная серость её глаз, в которых не было ни капли добра, не смогла поколебать моего душевного равновесия. Я видел, что слово «друг» не сотрясло воздух просто так, и Вельда постепенно осознала его значение.

— Друг нужен всегда, — произнесла она, и её ответ значил лишь одно: утром в трапезной она не плакала. Утром в трапезной звенело моё одиночество — перед тем, как разбиться вовеки веков.

День минул, а Катя всё сидела у окна и смотрела, смотрела, смотрела. Не могла оторваться. Высота и открытое пространство, за которыми она следила внимательнее, чем за самым закрученным сюжетом кинофильма, пугали её, но не стоило опасаться, что у неё разовьётся агорафобия — для этого Катя слишком сильно полюбила свободу.

— Ты не встретился с эльфихой? — спросила она, когда я вернулся. — Она тоже в лес пошла, я видела.

Легко представить, с каким волнением пару часов назад Катя провожала взглядом удалявшуюся фигурку Вельды, становившуюся с каждым шагом всё меньше и меньше, и словно сдавливаемую со всех сторон серой далью. Она волновалась — но и хотела быть на месте этой фигурки.

— Я боялась, как бы она тебя там не прибила, — сказала Катя.

Я сел рядом с ней, и мы вместе некоторое время любовались разошедшимся ураганом. Вечер резко потемнел, вихри выли и ревели, а мы, как бы красиво ни светила наша люстра, не включали свет и всматривались в сплошное мельтешение за окном — в отголоски Хаоса, которым Главный Теоретик позволил находиться в его Вселенной по той же причине, по какой люди пускают в дом укрощённых хищников — собак и кошек.

О, бурь заснувших не буди —

Под ними хаос шевелится!

Катя любила темноту. Убаюканные ветром, мы легли на кровать и стали разговаривать о путешествиях во времени. Я утверждал, что явился из прошлого, а Катя говорила, что нет, это противоречит закону сохранения материи, и если я откуда и мог взяться, так только из параллельной реальности, где события отстают на сто девять лет. Наш диалог был очень интересен, но спорили дилетанты и больше для гимнастики ума, чем ради каких-либо полезных выводов. Катя утомилась, пожелала спокойной ночи и, помня о барьере, возникшем между нами вчера, ушла на другую кровать, а я лежал с открытыми глазами и торопил завтрашний день. Калькулирующий Принц Иньолюмэ мог сколько угодно воровать моё время — я был бы только благодарен, настань рассвет чуть раньше срока.

Но ночь оказалась важнее утра.

С концом урагана в комнату проникли отсветы пламени, и я подошёл к окну, чтобы проверить, в чём дело. У подножья Храма кто-то развёл огромный костёр. Не в силах совладать с древним зовом огня в ночи, я вышел наружу. У костра на большой тележке, гружённой книгами, сидели Антон и Элистер и сжигали том за томом.

— Что здесь происходит? — спросил я у них.

— Мы проводим ритуал выметания шелухи , — сказал Элистер. — Присаживайся к нам, брат Александр.

Я приготовился внутренне возмутиться действиям религиозных фанатиков, которые уничтожали интеллектуальное наследие цивилизации, но, поинтересовавшись, какие именно книги приготовились отправиться в костёр, понял: эти поклонники Энгора вовсе не дураки.

— С человечества, — сказал Элистер, — как и с каждого человека, в течение жизни осыпается старая кожа, волосы, ногти, — одним словом, шелуха. В целях гигиены Энгор советует нам сжигать шелуху, поскольку иногда её становится так много, что не видно живого тела. К тому же, в ней водятся паразиты.

И он кинул в костёр учебник по истории.

Я сел напротив них на высохшую от жара траву. В пламени корчились и сгорали десятки учебников, справочников и энциклопедий по истории, социологии, экономике — и не только. Там были ещё сборники плохой поэзии, научные трактаты по искусствоведческим дисциплинам, сочинения кое-каких известных философов и куча глупых книжонок, написанных чёрт знает для каких недоумков. «Сто советов, как стать миллионером», допустим. Или вот ещё: «Основы эффективного пикапа».

— Помнишь, — спросил Антон, швырнув в огонь «Пятьсот лет европейской демократии», — помнишь, мы как-то с тобой крупно поспорили, имеем ли мы право решать за наших будущих детей, что им нужно, а от чего их отгородить?

— Помню, — сказал я. — Мы, правда, спорили в основном насчёт компьютеров — уничтожать их или не уничтожать.

— Так вот, — кивнул Антон, — насчёт компьютеров ты был прав. Если у нас родятся умные детишки, то они и без нас сумеют разобраться, как им поступить с техникой, оставшейся от прошлого. Но не говори мне, что не надо сжигать книги. Если мы их не сожжём, то умных детей нам не видать.

— Запоздало ты признал мою правоту, — заметил я. — Компьютеры-то — тю-тю. Сгорели вместе с небоскрёбом.

— Ничего, — отмахнулся Антон и кинул в огонь «Основы маркетинга». — Их ещё полно.

Я спросил, нельзя ли поучаствовать в ритуале выметания и, получив разрешение, первым делом сжёг работу А.Ф. Лосева «Проблема символа и реалистическое искусство». Этот словоблуд и мракобес, высасывавший свои ничтожные демагогические идейки из пальца и (как справедливо отметил Элистер) паразитировавший на высоком искусстве, о котором он не имел и отдалённого представления, давно раздражал меня. Помнится, я сказал ему в напутствие: «До встречи в аду!», — и стал рыться в книгах, выискивая, не затесалось ли туда ещё каких-нибудь филологических фолиантов, и вот вслед за Лосевым в огненной купели нашли последнее пристанище Роман Якобсон, Ольга Фрейденберг, Цветан Тодоров и сладкая парочка Греймас с Бремоном.

— Хорошо, — сказал я, испытав некоторое удовлетворение от маленькой мести. — Многие книги тут подобраны со вкусом. Графоманы, искусствоведы, составители дурацких пособий по всякой всячине, — они действительно лишние на этом свете. Про экономистов, политологов и бизнесменов я и не говорю. Но зачем сжигать учебники по истории? Понимаю, там много вранья и пропаганды, но ведь и факты в них содержатся. Должны дети знать об Иване Грозном или нет?

Антон скорчил нехорошую рожу, но Элистер не дал ему разразиться гневной тирадой и ответил в своей смиренно-вдохновенной манере, не допускающей пререканий:

— Конечно, брат Александр, узнать об Иване Грозном было бы весьма и весьма интересно как для нас, так и для наших детей. Но мы, к сожалению не узнаем о нём ничего.

— Сжечь! — выкрикнул Антон, не сдержавшись.

— Все историки, — сказал Элистер, — независимо от того, на какой век пришлась их жизнь, и каких взглядов они придерживались, сводили историю к одному: к смене правителей. Каждый новый правитель осуждал предшественников и высоко оценивал тех, кому на смену эти предшественники пришли. Так было всегда.