Макс Сысоев - Странники

Слева возникла вторая фигура; она наставила на меня пистолет. И сказала:

— Это он.

И обратилась ко мне:

— Иди!

Я повернулся в указанную сторону. Человек с пистолетом легко подтолкнул меня свободной рукой. И, каким бы лёгким не было его движение, я всем телом прочувствовал, что пуля войдёт в меня ещё легче — и мгновенно , как если не прилетит из обоймы, а прямо материализуется в моём животе.

Я ускорил шаг и униженно просипел севшим голосом:

— Всё-всё-всё, иду.

— Что же ты творишь? Убегаешь, заставляешь ребят бегать за тобой, под огонь лезть...

...Что делать, когда предерьмовейшим утром на тебя наводят ствол огнестрельного оружия и весьма красноречиво кладут палец на курок? — Я предпочёл обойтись без глупостей и объявить о покорности во всеуслышание. Но что делать (и думать), когда в ответ на смирение тебя тут же заверяют, что всё будет хорошо? — Я не делал ничего и просто подчинялся.

Меня отвели к зелёному грузовику, поджидавшему в тумане неподалёку, и посадили в кузов. Кузов по периметру опоясывала П-образная скамья, на которой сидели люди в серебристо-зелёных скафандрах и круглых шлемах, скрывающих за зеркальными забралами их лица. Они держали наготове винтовки. Солдаты.

Человек с пистолетом усадил меня на скамью и вышел. Через несколько минут оставшиеся свободные места заняли вернувшиеся снаружи солдаты, автоматические двери кузова закрылись, и грузовик плавно тронулся.

Окон здесь не было. Люди сидели, не разговаривая, изредка меняли позы. Я думал над устройством грузовика. Не над тем, куда он едет, не над тем, кому это надо, и зачем в нём сижу я, а исключительно о том, как он движется. Я должен был развивать волю и уметь контролировать чувства. Только это может спасти меня теперь, когда я попал.

Когда я влип .

В будущем для человека нет никаких ограничений, кроме одного — нравственного закона внутри нас. За отражающими стёклами шлемов я не мог разглядеть лиц солдат и понять, слышали ли они когда-нибудь о подобной глупости.

А грузовик ехал, и, если сосредоточиться, можно было ощутить немалую его скорость. Он ехал плавно, не трясясь на кочках, которых в любой точке этого мира было предостаточно, — он только чуть-чуть покачивался, как поезд на прямом отрезке путей, а повороты и вовсе невозможно было определить. Только подъёмы. В самом начале пути грузовик, по-видимому, выезжая из оврага, так резко въехал на крутую гору, что если бы я не сидел в самом конце кузова, то обязательно бы туда сполз.

«Наверное, грузовик на воздушной подушке. Или на магнитной. А может быть... может быть, он летает на реактивных двигателях?»

— Что же ты творишь? Разве можно так?.. Не разобравшись ни в чём?..

Мужчина, который спрашивал это, был одет в блестящую синюю форму, слишком обтягивающую, на мой взгляд. На левой стороне груди мужчины белела прямоугольная табличка. «Валдаев Анатолий Иванович. Обслуживающий персонал», — было написано на ней.

— Можно, — сказал я. — Иногда, — сказал я. — В виде исключения, — сказал я.

Валдаев Анатолий Иванович хлопнул меня по плечу и оскалил жёлтые зубы. У него было смуглое лицо, хорошо выбритое и из-за этого синеватое. А пистолета не было.

...Конечным пунктом моего невольного вояжа значился длинный ангар, ярко освещённый зеленоватым светом. Вдоль одной из его стен на всём протяжении тянулся ряд ячеек, в каждой из которых стояло по зелёному грузовику — такому же, как тот, на котором приехал я. Вторая половина ангара была завалена жестяными и деревянными ящиками и барахлом, по большей части абсолютно непонятного предназначения. На пыльном бетонном полу ангара темнели пятна машинного масла и уличной грязи. Среди тех вещей, которые были востребованы (в них ещё можно было угадать запчасти для каких-то механизмов) копались люди, в основном, в оранжевой форме, отличавшейся от формы Валдаева только цветом.

Солдаты выгрузились из кузова, ушли через двери на дальней стороне ангара; пандус, автоматически поднимавшийся вверх, спрятал за собой опустевшее металлическое нутро грузовика.

— Чай будешь? — предложил Валдаев.

— Буду, — безразлично согласился я и скользнул взглядом по его спине, повернувшейся ко мне во всю ширину. Валдаева не было среди солдат, схвативших меня. Почему же он знает, что я куда-то от кого-то убегал?

За высоким, но узким металлическим контейнером, стоявшим под углом к стене ангара, в полумраке сидели на ящиках ещё трое мужчин в синем, пили из стаканчиков что-то дымящееся. Моё чуткое обоняние уловило запах спирта.

Сидящие поздоровались с Валдаевым, один вручил мне и ему двухсотграммовый пластиковый стаканчик с горячим чаем. Стенки стаканчика были тонкими, но под пальцами не проминались, и тепло сквозь них не проходило.

Валдаев присел на ящик, поставил стакан на пол

— Я чую... — проговорил он, принюхиваясь, — чую, кто-то опять взломал синтезатор?

— Катька приходила, интересовалась, не приехала ли «шестёрка», — дохнул водкой один из мужиков.

— Вот даёт, девчонка! — подивился Валдаев. — Мало ей прошлого раза было...

— А она теперь осторожная, — смешливым тоном сказал тот же голос, — теперь выдаёт не больше трёх стаканов в сорок восемь часов. Так что тебе, Иваныч, не осталось...

— Свиньи, — решил Валдаев и опрокинул ногой свой стакан.

— Ты чай разлил, дурак, — заметил другой синий мужчина.

— Да чёрт с ним, — запричитал, словно маленький, Валдаев. — Я на военных сверхурочно вкалываю, а всякие болваны без меня водку в тепле пожирают! А потом говорят, что народ работать не хочет!

Молчавший доселе третий мужик прислонил палец к губам. Я отпил чай, посмотрел на его лицо, но, как и в случае с остальными из этой тройки, ничего не увидел в тени контейнера. Только бороду. Работало моё великое свойство: в этой компании больше двух человек. Значит, меня никто не видит, пока я не шевелюсь.

Когда я отпил второй глоток, с рукава моей куртки отвалился кусок грязи и громко ударился о бетонный пол.

— А этот нас не заколдует? — тотчас задали вопрос.

— Навряд ли, — сказал Валдаев. — Это ж не колдун, это наш парень. Хотя дьявол знает, сколько его колдуны с собой таскали. Несладко тебе жилось там, да?

— Х-х-х, — получив запанибратский хлопок по плечу, я вынужден был издать хоть какой-то звук. Вышел он не самым определённым, но Валдаев истолковал его как знак согласия.

— То-то он от них сразу смотался, — сказал он. — Капитан рассказывал, что остальные в норе засели, а этот выбежал. Хотел к нам, стало быть.

Бородатый недоверчиво хмыкнул, а я робко похвалил себя. Молчание — оно ведь золото. Вот я сижу себе спокойно, никого не трогаю, и узнал уже кое-что...