Макс Сысоев - Странники

САНЁК: Нет, Катя, для счастья нужно очень много . А то, что ты мне сейчас сказала, это не твои мысли. Ты это где-то услышала и решила повторить. Это повторяли всегда, и сто лет назад тоже. Но в одном ты безусловно права. Я требую от людей колоссально много. Но я не смогу жить без этих требований, как богач не сможет жить, потеряв состояние. А ещё я с некоторых пор уважаю теорию вероятности. Во сколько ты оценишь шанс, что человек, отправившись гулять на заброшенную фабрику, попадёт в будущее? Один к миллиарду? К триллиону? Теория вероятности показала, что в жизни может быть что угодно. Стало быть, может случиться и так, что я найду человека, у которого о любви такие же представления, как у меня. И если я найду такого человека, я буду счастлив как никто на Земле.

Катя легонько отталкивает его и отворачивается.

КАТЯ: Помнишь, ты говорил про мгновение? Я начинаю вникать в тайный смысл твоих слов. Я думала, это бред... Да-с, всегда надо проверять, нет ли в бреду тайного смысла — и только потом отвергать. Ты прав, Алекс. Ты , а не я.

САНЁК: Ничего, Катя. У нас ещё всё впереди.

Пишет на занавесках крупными буквами:

Сняв форму и оставшись в одном белье, мы заперлись в ванной на шпингалет. Катя включила душ, чтоб шпикам было хуже нас слышно, и, активировав свой профиль, заставила часть пола ванной комнаты опуститься. Образовавшийся резервуар быстро наполнился водой.

— Паспорт, соприкоснувшись с воздухом, начинает посылать сигнал тревоги в контрольный центр, — тихо прошептала Катя мне на ухо. — Защита от несанкционированного удаления. Ты должен сделать трёх-четырёхсантиметровый разрез и придерживать его края, пока я не погружу затылок в воду. Чтобы не чувствовать боль, я приму наркотик. Под его действием я могу забыть окунуть голову. Но ты не должен забывать, иначе всё пропало.

Я кивнул.

Вода дождём заливала половину ванной комнаты; на вторую же половину попадали лишь считанные капли. Мы сели на самой сухой части пола; между нами расположились блюдца с «Chocolate biscuit», вино и острый, как скальпель, нож. Катя приняла зелёную таблетку и запила её водой из пригоршни.

— Это поможет мне расслабиться, — сказала она в голос. — Ну-ссс...

Она отодвинула тарелки, обняла меня и повернулась спиной, наклонив голову. Она дрожала. Я запустил руку в её волосы и нащупал под кожей на самом затылке твёрдый бугорок. Вот и он, его величество биопаспорт. Ножом я срезал пряди над бугорком и с досадой вспомнил, что мог бы взять бритву, чтобы полностью освободить от волос оперируемый участок. Теперь поздно об этом думать.

— Ой! — громко взвизгнула Катя. — Щекотно!

— Ты для слушателей? — обеспокоено шепнул я ей на ухо.

— Для каких слушателей? — в голос спросила Катя. — Зачем тебе нож? Алекс, ты хочешь меня зарезать?

«Западня!..» — пронеслось в голове, и я отбросил нож, но, заглянув в расширяющиеся и сужающиеся зрачки Кати, понял, что это наркотик. Не думал, что он настолько быстро подействует... и что возымеет такие громкие побочные эффекты.

— Катя, всё хорошо. Прости меня. Сядь, пожалуйста.

— Пожалуйста. — Катя села. — А можешь лечь рядом? Мне так хочется быть выше тебя... Алекс, почему я такая коротышка?

— Потому что это мило. Кать, пожалуйста, говори шёпотом.

— Ляжешь — буду говорить шёпотом.

Пришлось лечь. Катина голова сразу же оказалась у меня на груди, а её лифчик — в пятнадцати сантиметрах от моего носа.

— Ка-ать! — шипел я, — мне надо вырезать из твоей дурной башки весь металлолом.

— Какой металлолом? Давай лучше я тебе песню спою...

— Шёпотом!

— Точно, — Катя на короткое время опомнилась и села. — Надо резать. На-до. Ре-зать.

— Не крути, пожалуйста, головой, — я подобрал нож и вновь нащупал биопаспорт.

— Я тебе верю, — сказала Катя. — Ты добрый. Я тебя не боюсь.

Нож не дрожал. Но я не мог сделать этого. Я не хирург. Я совершу неверное движение — и она умрёт... Угроблю девчонку. Нет, я не могу резать плоть.

— Я не могу, — сказал я. — Дьявол с ним, с маячком. Сбежим так.

— Как тяжело... — простонала Катя и легла на пол, глубоко дыша. В ванной было очень душно и жарко. Обессилев, я привалился к стене. Я трус. И безграмотный болван. Тоже мне, человек эпохи постмодернизма! — Нахватал по вершкам ото всех наук, а удалить инородное тело из подкожного слоя не могу. Чёрт, чёрт, чёрт! Моё сердце стучало. Мне было плохо от того, что я всю неделю не трезвел, и я не знал, что будет через несколько минут.

— Моя жизнь скоро кончится, — грустно произнесла Катя. — Я умру. Как Лиона. Лиона тоже чувствовала приближение смерти. Это знание ни с чем не спутаешь. Я умру, Алекс.

Пар в ванной комнате становился всё гуще, конденсировался на коже. Катя лежала на полу, её прекрасные густые волосы плавали в луже, из приоткрытого рта стекала слюнка. Что-то перемудрила она со своим наркотиком... Я пододвинулся к ней.

Я держал нож. Такой твёрдый, грубый нож — и такая мягкая, нежная Катя... Такое бесчувственное лезвие — и такое лучащееся жизнью тело... Такая острая сталь — и такие плавные изгибы... Большой холодный он — и маленькая горячая она...

Я просунул нож под перемычку Катиного лифчика и рывком с нею покончил. Я провёл ножом по Катиным ногам, от коленей вверх, подцепил лезвием трусики и разрезал их на обоих бёдрах. Когда я без сопротивления раздвинул эти тонкие, как спички, ножки, Катя всем телом отпрянула, загоняя голову глубже в лужу, но я сказал ей одно слово, и она смирилась.

Было без двадцати восемь.

— В первый раз за десять дней! — объявила Катя. — Противоестественно, конечно... но что-то в этих долгих перерывах есть. Да-а, все вы, мужики, одинаковые!

«Верно, — думал я, глядя на свою надпись на виртуальных шторах и усмехаясь, — я такой же лицемер, как и все. А ещё воображал себя святым миссионером, проповедующим заповеди Любви и Добра перед блудницами язычников-механистов... Да надо было впендюрить Кате в первую же ночь, когда она так упорно этого добивалась! А ещё надо было, не обращая внимания на жалких золотых мажоров, стать двухсот пятнадцатым человеком, обесчестившим Лиону, и, пока та не умерла, убежать с ней из Города. И Анжелу Заниаровну надо было того... Кстати, ещё не вечер. Можно пойти в кабинет с канделябрами и натянуть её прямо там, на конторском столе, за которым она подписывает смертные приговоры...»

— У тебя была девушка среди колдунов? — спросила Катя.

— Не было у меня никого. Я весь в вашем распоряжении, прекрасная Екатерина.

— Это хорошо, — она подошла вплотную и, ослепительно улыбаясь, намотала прядь моих волос на палец. — Я очень люблю мужчин с длинными волосами.