Макс Сысоев - Странники

— «Семнадцать двадцать четыре», это диспетчерская. Вы куда делись? И куда направляетесь? Я уже два часа пытаюсь связаться с вами. Предупреждаю, Иваныч, ты можешь плохо кончить.

Катя переключила тумблер, и голос диспетчерской замолк.

— В директории «бэ» не работают камеры, — сказала она, — но я не знаю, оснащена ли наша машина маячком.

— Достаточно и того, что ты оснащена, — сказал я, теперь уже дико жалея, что испугался крови и не вырезал из Кати биопаспорт. Что-то из всего этого выйдет?

А скорость завораживала. Русские помешаны на быстрой езде. Помешательство породило надежду. Нас не могут догнать при такой скорости.

Туннель повернул, грузовик ощутимо тряхнуло, когда тот задел бортом стену. Системы инерционной компенсации не смогли полностью погасить толчок, в груди ёкнуло, но машина выровнялась и вынырнула в длинное-предлинное тёмное помещение с низким потолком, поддерживаемым потрескавшимися четырёхгранными бетонными колоннами.

— Это только цветочки, — предупредила Катя. — Мы сейчас в директории «бэ». Когда отсюда уходили, демонтировали всё, что смогли. Даже стены разобрали на металлолом. Тут были такие же складские помещения, как в «це»...

— Ты смотри на дорогу, а то врежемся в колонну — костей не соберёшь.

— Если будут «голубые» догонять, обязательно врежемся. Чтоб никому не достаться. А потом наши имена войдут в легенды среди рабочих на руднике. Вот здорово будет!

— На дорогу смотри!

Катя включила монитор, заменявший зеркало заднего вида. В нём замелькали всё те же бетонные колонны, освещённые красным светом наших габаритных огней.

— Как появится машина «голубых», я сразу перестаю смотреть, — произнесла Катя.

— Не вздумай. Если догонят — сдадимся и станем зэками. Вкусишь пролетарскую долю, а заодно, может, и с папой встретишься. Познакомишь меня с ним.

— С папой мы не встретимся. Расстрел — вот меньшее, что нам грозит.

— Прямо, расстрел! Всех расстреляешь, так кто ящики будет таскать?..

— Погоня, — Катя кинула взгляд на монитор. — Быстро сообразили... Сходи в кузов и проверь, опущен ли пандус.

Я опасливо отстегнул ремни и открыл дверь в кузов. Там всё было забито грузом; свободным оставалось лишь пространство сантиметров в семьдесят между крышей и самым верхним рядом ящиков. Чтобы забраться туда, пришлось вскарабкаться на спинку сиденья и сильно постараться, чтобы проползти до конца, цепляясь штанами за занозы и задыхаясь от врывающегося внутрь кузова ветра.

Задние двери грузовика были открыты нараспашку и болтались при манёврах, а пологий пандус, по которому в кузов вкатывали тележки, был опущен до упора. На неровностях он с визгом царапал бетон и высекал искры. Во тьму с жуткой скоростью уносились колонны и стены туннелей, а в глубине тёмного ущелья, из которого мы, как на ракете, пытались вырваться, сияли, медленно приближаясь, две голубоватые фары погони.

— Там всё в порядке, — доложил я, не вылезая обратно в кабину, — а зачем ты пандус опустила?

— Чтоб колёса не прострелили. А ты не выкинешь пару ящиков на дорогу? Может, голубых это задержит...

— Нет, — сказал я, — я их даже ногами не вытолкну.

— Парень называется... Ладно, лезь обратно!

Нас догоняли. В мониторе я рассмотрел клиновидный перед приближавшейся машины, мигалки и надпись «Служба Безопасности» на капоте.

— Катя, ты уверена, что там одна машина?

— Там их три. Пока они не стреляют. Боятся, что мы ответим. А ещё, если они повредят грузовик, мы резко остановимся, и они в нас вмажутся. Тогда их расплющит о наш бронированный кузов. Поэтому они сначала обгонят нас, а потом расстреляют через лобовое стекло.

Катя резко свернула в проём между колоннами, повела грузовик в обратную сторону. В боковое окно я увидел, как три машины «голубых» пронеслись одна за другой за колоннами и начали тормозить, повторяя нашу траекторию, только на меньшей скорости и не совсем в том месте, где это сделали мы. Метров пятьдесят выиграно.

— Чёрт, где здесь выход?! — воскликнула Катя, косясь за мелькающую справа стену.

— Ты не знаешь плана директории?

— Я знаю, что здесь всё было как в директории «це». Но в том-то и дело, что было . Стены снесли, ни черта не понятно. Хотя нет, вот он. — Катя резко затормозила, моя голова попыталась оторваться от плеч, а выпитый алкоголь — вылезти через рот. Грузовик, едва успев остановиться, дал задний ход. Тряхнуло, и далеко вперёд, крутясь, переворачиваясь сразу вокруг нескольких осей, и, наверное, оглушительно гремя, улетела куча металлолома, в которую превратилась врезавшаяся в нас машина СБ. Задним ходом грузовик дополз до входа в туннель. Две уцелевшие машины «голубых», обойдя нас с левого борта, развернулись перед самым носом. Несколько пуль ударило в кузов, одна разбила боковое стекло с Катиной стороны и вылетела через лобовое, оставив в нём маленькую дырочку и много трещинок.

— Нажми вон на ту кнопку справа, — попросила Катя, устало прикрыв глаза и нехотя открыв их, когда вспомнила, что всё-таки ведёт машину.

— Поможет? — я дотянулся до кнопки. Заиграла музыка.

— Авось поможет.

Страшно уже не было, и наши слова выходили спокойными безо всякого волевого усилия. Мы с Катей отлично понимали друг друга. Если жизнь и оборвётся, то пусть это произойдёт резко и неожиданно: так, чтоб мы даже и не заметили, что случилось. Никакого охотничьего азарта, никакой предельной напряжённости не осталось. Мы просто решили прокатиться, похулиганить. А «голубые» присутствуют только на экране монитора. И всё-таки, когда пуля, незаметная для глаза, оставила рядом с нами свой след, стало холодно.

Туннель резко уходил вниз, и вода в нём поднималась. Наш грузовик, летевший над водной гладью, несколько раз чиркнул крышей о снижающийся свод туннеля.

— Сейчас ка-ак застрянем! — Катя закусила губу, почувствовав вибрацию салона.

Музыка ускорялась. Это напоминало видеоклип.

Прищурившись, Катя смотрела на дорогу. Грузовик опять задел потолок. Догнать могли.

Когда туннель выровнялся, вода исчезла, на полу вместо неё заблестели рельсы, и стали видны присыпанные пылью высоковольтные провода, тянущиеся вдоль стен. Метро.

— Мы не там! — Катя стиснула руль. Мою голову дёрнуло вперёд, шея хрустнула. Грузовик дал задний ход.

— У нас из зада торчит тачка «голубых», — комментировала Катя, следя за монитором и приборами. — В нас стреляют... Нам прострелили колесо.

— Это плохо?

— Наверное. Ещё семь, правда, осталось. Когда останется пять, можно будет вешаться на верёвке от унитаза.

Вместе с целостностью стёкол нарушилась и звукоизоляция, и треск очереди вместе с низким гулом генераторов Б-поля заставлял дрожать воздух в салоне.