Александр Кашанский - Антихрист

Джекобса ко мне. (Это был директор, ответственный за связь со средствами массовой информации.) Джекобс, распускай свою банду, с сегодняшнего дня финансирование всех твоих проектов прекращается. Только чтоб все было тихо… За это тоже надо заплатить? Ладно, заплачу. Завтра нужна смета с фамилиями, кому платить и сколько. Все, все вопросы Кларку.

Ларри (это был начальник службы безопасности), Ларри, дорогой, прокрути запись с телефона, — Зильберт назвал номер своего телефона. — Проследи, чтобы все, о чем я сказал, было исполнено в точности… Все полномочия. Если появятся хоть какие-то сомнения, буди меня без всякого стеснения. Это надо сделать во что бы то ни стало.

Дверь бункера открылась, и в комнату вошел Моисей, начальник личной охраны.

— Моисей, я сейчас сделал важные распоряжения. Памятью твоей матери и нашим общим делом заклинаю тебя, сделай так, чтобы все, что я сейчас приказал, было исполнено. В случае чего закручивай всю машину: ЦРУ, ФБР, Моссад, ГРУ — все, что у тебя есть. Если кто-то побежит с информацией или просто начнет болтать — уничтожить. Это все. Прощай, дружище. Жить мне осталось неделю, вряд ли больше. Все мной созданное нельзя оставлять никому… Потому что те, которые придут после меня, не видели, как уходят в огонь их матери. Иди…

Зильберт закрыл глаза, и перед ним снова предстал черный силуэт матери с горящей одеждой и волосами, уходящей в ад пламени.

— Иван, я готов продолжить разговор, — сказал Зильберт в микрофон. Когда Иван вошел, он продолжил: — Хорошо. Пусть будет так. Иди, через неделю мы увидимся здесь же. Но только одно условие. — Зильберт поморщился от боли, достал из кармана таблетки, вытряхнул на ладонь горку и, с трудом выбрав одну, положил ее в рот. — Одно условие. Ты должен молчать обо мне и обо всем, что здесь видел и узнал. Это будет справедливо, я думаю. И нигде и ни при каких обстоятельствах даже не намекай о моем существовании. Возможно, мы больше с тобой никогда не увидимся — это если я не захочу рисковать. Я дам тебе знать об этом. Тогда, если хочешь жить — живи, как живут все, — не привлекая к себе внимания. Я ведь понимаю, что ты не сможешь забыть того, что узнал, поэтому живи тихо и незаметно, Иван Свиридов. Будешь много говорить, тебя убьют.

Иван внимательно выслушал Зильберта и ответил:

— Видишь ли, Зильберт, при помощи Самаэля мне, собственно, не удалось выяснить пока ничего, ведь я не запускал созданную мной программу. Поэтому я не согласен с тем, что нам с тобой надо делить авторские права. Но мое изобретение столь значимо, что мне не нужен патент, поэтому я согласен молчать.

Зильберт посмотрел на Ивана взглядом смертельно уставшего человека и покачал головой.

— Если я буду говорить лишнее, можете делать со мной что угодно. Только имей в виду, если я что-то и знаю о мире действительно новое, то только благодаря Ему, — Иван показал пальцем наверх. — А о тебе и обо всем, что тебя так волнует в этом мире, я буду молчать, договорились? Если захочешь меня увидеть, я сделаю то, что ты скажешь.

— Мало ли чего мы знаем, Иван, но если ты будешь болтать, я убью тебя без предупреждения, помни об этом, — сказал Зильберт. — Мне надо подумать и сделать свой выбор. Надеюсь, ты меня хорошо понимаешь. А впрочем… А впрочем, спасибо тебе, Иван, думаю, я сделаю правильный выбор. — Сказав так, Зильберт закрыл глаза. — Да, кстати, вот, телефон твоих друзей. — Зильберт написал на листе бумаги номер Наташиного домашнего телефона. — Куда ты сейчас? Я же должен, по крайней мере, заказать для тебя билет.

— Домой, в Россию, куда же еще, — ответил Иван.

— Ладно, пошли отсюда. Ты не боишься оставлять Самаэля без присмотра?

— Я надеюсь на тебя.

— Э, парень, не надейся ни на кого из людей, а только на Бога. Сделай-ка на всякий случай с ним что-нибудь такое, чтобы им без тебя никто не воспользовался.

— Я, в общем-то, подготовился, мне только надо ввести пароли.

— Вот и введи, а я пока потихонечку побреду отсюда.

Иван задал компьютеру несколько команд и ввел текст, который и служил паролем:

Это был ключ к уничтожению транслятора языка и основных модулей программы. Иван ввел текст и решительно, ни секунды не колеблясь, нажал клавишу ввода, в мгновение уничтожив результаты более чем трехлетнего труда.

— Ну, вот и все. Теперь у меня нет ни Лийила, ни Системы, ни времени, чтобы ее воссоздать. Ты видишь, я сдержал свое слово, Господи.

Иван набрал номер телефона, который ему оставил Зильберт.

— Алло, говорит Иван Свиридов, мне сказали позвонить по этому номеру, — сказал Иван.

— Иван… Как я рада тебя слышать. У тебя все в порядке? — услышал Иван Наташин голос.

— Наташа, ты? Я в ближайшее время вылетаю в Москву. Скажи мне свой адрес, и до скорого.

— Что ты собираешься делать теперь?

— Наверстывать упущенное. Первое, что я сделаю, — крепко обниму тебя.

— А если…

— Никаких если. Этого не может быть. Нет такой силы… Кроме, конечно, ну — если только ты сама этого не хочешь…

— Приезжай… — Наташа замолчала, будто подбирала слова, — приезжай…

Иван хотел еще что-нибудь сказать, но Наташа повесила трубку.

Иван выключил компьютер, хлопнул в ладоши, широко улыбнулся и сказал:

— Ну что ж, поехали…

Ивана сразу же после разговора с Зильбертом посадили в огромный представительский автомобиль и повезли в аэропорт, не дав даже полюбоваться ярким летним небом. Там вручили билет, документы, конверт с деньгами и кредитную карточку. Двое охранников проводили Ивана до трапа самолета, молча по очереди пожали ему руку и ушли, оставив одного.

Это был самолет Аэрофлота. Стюардессы и большинство пассажиров говорили по-русски, и газеты в салоне были в основном на русском языке. Иван смотрел на входящих в салон самолета людей с восторгом. Все люди казались ему красивыми, интересными и приветливыми. С особенным интересом Иван разглядывал женщин. Они все, от двенадцатилетних девочек и до пожилых женщин, вызывали у Ивана внутренний трепет, причина которого не составляла для Ивана секрета.

Иван даже закрыл глаза, чтобы сдержать волнение, когда увидел, что по проходу идет высокая женщина с внешностью ведущей телевизионных новостей. Только он закрыл глаза, как перед его взором предстал узорчатый мраморный пол римского дворца и лежащая на нем в сладострастной позе прекрасная римлянка, та самая, которой он овладел по приказу Нерона. Сердце Ивана сжалось, потом начало мощно стучать. Чтобы развеять это наваждение, Иван открыл глаза и увидел, что женщина укладывает свои вещи в тот же отсек полок, что и он. «Она будет сидеть рядом? Что же мне теперь делать? — подумал Иван почти с ужасом. — Как мне себя вести?»