Геннадий Прашкевич - Помочь можно живым

— Десятка два слабоумных…

— Ага! — воскликнул Оригинал. — Эти дебильные существа остались нам от уродств прошлых веков! Они выносливы, они послушны, их ум примитивен. Они сделают все, что им прикажут!

Методист внимательно посмотрел на собеседника: хищный властный нос, резкие брови вразлет.

— Улавливаю твою мысль, Оригинал. Но ради нее не стоило бросать важные дела и отрывать меня от размышлений. Подожди, ты не дослушал… Здоровье членов ОРП приближается к идеалу. При всем желании мы не найдем столько неразумных особей, чтобы использовать их на добыче молибдена. Отдать Орлиное плато под власть роботов можно будет лишь через тридцать — сорок лет: они пока весьма несовершенны. Итак, ты можешь возвращаться в свой мегаполис и жалеть о сегодняшнем дне, который тебе не зачтут в качестве трудового…

— И законно укоротят пребывание в Сонрае на три месяца, — хладнокровно продолжил Оригинал. — Ничего, у меня запас в четырнадцать лет, я надеюсь прибавить к ним еще три — во столько оценена проблема Орлиного плато… Да, у нас ничтожно число бракованных индивидуумов, мы — общество полноценных! Но Разум преодолевает все!

— Согласен! Но все же, где мы возьмем недоразвитых, безмозглых работников? — не без иронии спросил Методист.

— Создадим! — Оригинал схватил в горсть нестандартные орехи. — Создадим самым простым и древним способом — вот моя идея!

С некоторых пор самоуверенность перестала нравиться Методисту. Он съязвил:

— А сам ты согласишься?..

— Я не об этом!.. Мы наделаем новых идиотов, роботы будут нам не нужны. Известно ли тебе, Методист, что есть категория слабоумных, от которых дети рождаются вполне нормальными физически? Они выносливы и покорны, им не достанет ума анализировать свое положение. Это же замечательно! И вовсе не нужны нам для этого все двадцать работников с Орлиного плато. Нам хватит двух — трех отборных производителей и сотни здоровых женщин. Да и вообще можно обойтись без этих молибденовых рыцарей, пусть себе работают. В любом мегаполисе найдутся изолированные слабоумные. Используем их.

— Но за такую форму помощи обществу положено продление Сонрая, — усомнился Методист. — А мы не имеем права наделять неполноценных особей привилегиями членов ОРП. И вот еще что: искусственное оплодотворение чем-то порочно…

— Разве я что-то сказал об этом? — не сдавался Оригинал. — Нашему обществу претят такие ненатуральные средства. Я говорю о самом естественном. Какая женщина откажется от столь мелкой услуги для ОРП, как зачатие и потом роды? Если, конечно, исполнительницам будет гарантировано продление Сонрая…

Методист долго молчал.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — поднял голову Оригинал. — Не вызовет ли твое решение недовольства в ОРП… Мой совет: поменьше информации.

— Опасаешься за себя, Оригинал?.. Не опасайся, моральные угрызения недостойны Разума. — Методист встал, показывая, что его собеседник может уйти…

В столице ОРП жили в основном сановники: вся высшая знать аналитиков, советников, организаторов. Из двадцати мегаполисов, в которых было рассредоточено все население страны, в столице обитало меньше всего жителей, и сюда приезжали редко, и только по самым важным делам. Информацию и контроль безукоризненно обеспечивали совершенные средства связи.

Мария по пути в мегаполис злилась, что не в силах справиться с собой, что волнуется, надеясь на какую-то новизну в своей жизни… Низкие, недостойные эмоции! Ей отвели место в стареньком пансионате на окраине города, только тут она начала успокаиваться. Вызвали ведь де только ее. Ну, а раз есть окружение, то всегда из него можно выделиться.

Соседка по комнате что-то подсчитывала на миникомпьютере и откровенно досадовала. Наконец, выключила аппарат, сунула его в чехольчик:

— Где мы с тобой встречались?..

— Наверное, на принятии закона о нравственности, — без интереса откликнулась Мария. — Больше я никогда не покидала свой десятый мегаполис…

— Да, наверное, так. Я тоже выезжала из своего третьего только раз. Тогда… Кстати, ты заметила, что собрали бывших активисток нашего движения. Зачем?

— Мой муж любит повторять старинную фразу: любопытство губит женщин, — усмехнулась Мария. — Как мы еще все-таки несовершенны.

Она была уязвлена: ведь думала, что вызвали лишь ее одну для сверхважного дела, а тут кого только нет. Хотя стоит ли открещиваться от своего прошлого? Была борьба…

Соседка тряхнула ярко-медными волосами и сквозь зевоту сказала:

— Пока у нас есть воображение, никто не запретит думать о будущем… Но, вообще, я разочарована Сколько мы натерпелись в борьбе за наш закон — и хоть бы какое вознаграждение! Ведь могли они дать нам хотя бы год продления! Не всем, активисткам только. Вспомни, в кого плевали самцы-мужчины, кого поносили старики-развратники, а мы боролись! И что же? Пригласили на церемонию принятия закона, показали по телевидению! И ни одного месяца продления за все наши страдания!

— Перестань!

Соседка удивилась, но не испугалась. Мария же скрестила руки на груди:

— Что вы все только мямлите — продление, продление! А вот эта, настоящая жизнь дана для чего?! Без приманки мы уже не хотим ни думать, ни работать! Будь моя воля, я упразднила бы Сонрай. Он несовместим с Разумом!

Соседка ничуть не стушевалась, недаром ходила в активистках.

— Об этом тебе лучше поговорить с Главным Организатором. Я уверена, что для нас непременно приготовлено продление этого… Сонрая. У меня всего шесть лет, пролетят мигом… Знаешь, чего я хочу первым делом?.. Нет, тебе не скажу.

— Хочешь родить, — устало обронила Мария. — По закрытой статистике, две трети женщин хотят в Сонрае пережить муки родов. Тьфу, какая мерзость! Искусственная боль, искусственный страх… Конечно, все объяснимо — инстинкт материнства, зов природы. Но ведь и с ними может совладать Разум! На что нам дан мозг?

— А я хочу рожать, — как бы отмахнулась собеседница — Я — Эльза… Кстати, во всем нашем мегаполисе одна я ношу такое имя!

“Как быстро деградируют все эти кокетки, каким тайным вожделением наполнены их сны и мысли”, — по думала Мария.

— Мне надо спать, — сказала она. — А твое имя… К чему нам имена? Не проще ли иметь условную нумерацию и пароль, означающий город?

— Нет, я хочу остаться Эльзой! А тебя могу звать как хочешь. Пять, ноль — восемь, дробь десять.

— Муж говорит, что у меня одно из самых древних имен…

— Умный попался муж. — Ирония так и сквозила. — Обозначим его — пять — ноль — семь…

— Перестань!

Соседка вышла в коридор, Мария повернулась к стене Что же будет завтра? Зачем вызвали? И как попасть к Методисту, как высказать ему все свое, у сердца ноющее?..