Геннадий Прашкевич - Помочь можно живым

Он переоделся в легкий синий комбинезон и ощутил озноб. Во всем здании Главной Администрации только в туалетах висели зеркала, но Методист поленился туда пройти. В своем, персональном туалете он зеркал не держал.

Волнение не проходило, но оно не было неприятным Он так редко испытывал простые чувства, так умело глушил их рассудком, что сейчас находился как бы в трансе, в приятном неопасном недомогании, когда рассудок стыдливо, даже блаженно дремлет.

Методист вошел в зал и вздрогнул: все восемьдесят женщин поднялись:

— Да пребудет порядок!

Этого стоило ожидать от бывших активисток, которые вряд ли когда-нибудь утратят строевую выправку юных лет. Методиста подпирало желание выкрикнуть: “воль-но!” или “кру-гом!”, но он сдержался и велел сесть. Зал был невелик, его ряды вытянулись овально, и Главный Организатор внимательно прощупал взглядом собравшихся, не дойдя, впрочем, до конца дуги. Мария сидела чуть в стороне от центра. “Пепел волос…” — мелькнуло у Методиста. Он хрустнул пальцами — манера педантичных и расчетливых.

— У ОРП есть на кого положиться! — сам не зная почему, выкрикнул он и тут же зло оценил: ложный пафос воинствующего вождя. Спокойнее, их не надо ни в ем убеждать. Только не забыть про Сонрай. — Вы уже доказали в юности свою верность порядку, вы — самые разумные из миллионов наших женщин!

Почти половина активисток подалась вперед, чтобы благодарно вскочить, но Методист успел сделать упреждающий жест рукой. Мария же отнюдь не порывалась встать.

— У вас полноценное здоровье, а именно оно необходимо для предстоящего дела! Сразу объявляю ценз продления Сонрая — каждой три года!

Теперь уже почти все ждали одобрительного кивка, чтобы вытянуться в струнку и грянуть традиционное: “Порядок во всем разумен!” Но Мария опустила голову — опять не как все.

— Суть дела такова. Вам предстоит зачать от категории посторонних лиц и родить по одному мальчику. Наши медики гарантируют только мальчиков. Эти существа не будут считаться вашими детьми, и в первые недели после их рождения вас от них освободят. Вы спросите, почему посторонние лица, а не ваши мужья будут партнерами? Так необходимо ради высших интересов ОРП. Конечно, мужья будут информированы о вашей миссии. Я уверен, они оценят ваше мужество. У таких женщин должны быть сознательные мужья! Что же касается статьи закона о внебрачной связи, то на вас его действие не будет распространяться — так мы решили. Но только на этот исключительный случай. Ваш закон — вам его и соблюдать дальше… Сегодня вас ознакомят со всей процедурой и обследуют. Те дни, что вы проведете в клинике, не будут свободными. Работа найдется для вас и там. Да не оставит вас Разум! Есть вопросы?

Он все время наблюдал за реакцией Марии: никакой растерянности, ни удивления, ни протеста… Надо сегодня же отправить ее назад, освободить от этой идиотской миссии, поручить какую-нибудь мелочь, чтобы не возникло кривотолков!

— Итак, вопросов нет! Будьте разумны! — ритуально простился он. И они грянули:

— Порядок во всем разумен.

— Кто-нибудь из активисток просил аудиенции?

Помощник засветил экран на пульте, крутанул настройку:

— Некто Мария, десятый мегаполис, род занятий сорок два дробь три.

— Приму через час, — скучно сказал он и захлопнул дверь.

“Да-да, разум всесилен, — хмыкнул Методист. — Только почему я с самого утра был уверен, что встречу ее и буду разговаривать с ней? Почему мое желание передалось и ей, ведь у нас пока живые сердца, а не радиодатчики. Да-да, разум все может объяснить физически, психологически, телепатически… И ведь просьба об аудиенции сделана ею утром, когда никто из них не знал о предстоящем поручении. Значит, придет не с отказом… Но уйдет с ним! Ищи предлог!”

Методист и родился, и воспитывался в десятом мегаполисе в том же Центре, что и Мария. Настоящее его имя помнили теперь немногие, а звучало оно куда благо роднее убогого — Методист. И хотя он был не один в Центре, кого звали Александром, однако именно он во многом превосходил всех остальных. В нем счастливь сочетались дар аналитика и художественная натура. Его мало занимали проблемы ОРП. Космос, вселенная давали свободу его мыслям. Блестящие гипотезы проверялись сначала на аудитории Центра воспитания; он пожинал славу и популярность походя, восторженность сверстниц мало ему льстила. Зато когда млели ветхие теоретики в самом Центре космоса, это его радовало: старики зазря не похвалят.

Пришла пора, надо было на время опуститься с небес на землю. Ему исполнилось восемнадцать лет, через полгода перебираться из Центра воспитания в уготованный и желанный Центр, а спутницы жизни у него до сих пор не было. Александр выделил на поиски полчаса, он решил обойти территорию Центра. Девушки ласкали его взглядами. Один жест, и любая у его ног. Он внимательно рассматривал девушек, но в каждой находил какой-нибудь изъян.

Рослая девушка стояла к нему спиной, она проводила занятия по гимнастике Десятилетние девчушки сбились с ритма — они тоже были наслышаны об Александре. Девушка властно прикрикнула на них и обернулась:

— Ты мешаешь нам! Если нечем заняться, перетащи вон те маты!

Конечно, она узнала его, но… Уже тогда она была Марией со своей неуемной жаждой лидерства, с деятельной властностью, с гордыней в душе.

Александр повернул ее за плечо — неиспытываемая до этого дрожь прошла по телу. Сердце в нем разрослось, перехватило дыхание.

— Когда тебе исполнится восемнадцать?

— Через три месяца… И четырнадцать дней…

Ей тоже трудно дышалось, плечо под его ладонью вдруг окаменело.

— Будь моей женой. Будешь?

— Только ты не подумай… Был бы ты обычным- все равно стала бы. Я хотела подойти через три дня. Так себе наметила. Меня не волнует, что ты такой популярный!

Уже тогда бронировала свою свободу. Но и ее признание было уже рядом. Он отошел и крикнул:

— Как тебя звать?!

— Мария! Я найду тебя!

Несколько дней и ночей восторженность кружила ему голову. Несколько дней и ночей он был рассеянно-кроток, мечтателен. Космос с его глубинами был ничто в сравнении с возникшим чувством к одному-единственному на земле человеку. И она была благодарно покорна, признавая плен чувств, откликаясь на его состояние и нежно, и обещающе. Хотя и виделись они друг с другом всего-то четыре раза, боясь прикоснуться локтями и вожделенно сдерживая взаимный порыв. Дети своего времени, они были научены ждать, подавляя в себе вулканические вспышки чувства.

И тут произошло событие, всколыхнувшее не только десятый мегаполис, но и все ОРП, изменившее жизнь тысяч молодых людей. Причем, драма разыгралась как раз в Центре воспитания, с которым Александр мысленно уже прощался.