Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

Он остановился.

Я с трудом выдохнул:

— Ты больше не любишь Энни, я прав?

Папа стал белым, как мел. Он хотел подойти ко мне, но потом остался на месте.

— Билл, — медленно сказал он, — прошло несколько лет с тех пор, как я в последний раз высек тебя. А теперь у меня впервые за все это время снова появилось желание это сделать.

Я уж было подумал, что он сделает это. Я ждал. Если он коснется меня, то его ждет самая большая неожиданность в его жизни. Но он не подошел ко мне. Он просто закрыл за собой дверь.

Через некоторое время я принял еще один душ, который был мне совершенно не нужен, и отправился в постель. Около часа я лежал и думал, почему это папе захотелось высечь меня. Мне так хотелось, чтобы Энни была тут и сказала бы мне, что я должен делать. В конце концов я включил аппарат электросна и стал смотреть в потолок. Затем я уснул.

За завтраком никто из нас не говорил, и никто из нас не ел особенно много. Наконец папа сказал:

— Билл, я хочу попросить у тебя прощения за вчерашнее. Тебе не надо ни говорить, ни делать что-либо, чтобы оправдать мою реакцию.

— О, все в порядке, — ответил я. Потом я подумал и добавил: — Может быть, мне ничего не следовало говорить.

— Хорошо, что ты сказал это. Что меня печалит, так это тот факт, что ты мне это сказал. Билл, я никогда не переставал любить Энни, но случившегося теперь не изменишь.

— Но ты сказал… — я осекся. — Я просто не понимаю этого.

— Я ценю это. Иного и ожидать было нельзя.

Джордж встал.

— Билл, бракосочетание в три. Ты сможешь за час одеться и подготовиться к церемонии?

Я заколебался.

— Я не могу, Джордж. Мне надо еще так много сделать.

На его лице не было вообще никакого выражения и в его голосе тоже. Он сказал:

— Я понимаю.

Затем он покинул помещение. Немного погодя он покинул и дом.

Через некоторое время я попытался связаться с его бюро, и голос автосекретаря произнес обычное: “Если вы хотите оставить сообщение…”

Я этого не хотел. Я думал, что Джордж незадолго до трех будет уже дома, и надел свой воскресный костюм. Я даже воспользовался своим кремом для бритья.

Он так и не появился. Я попытался еще раз связаться с его бюро. Потом я собрался с духом и нашел в телефонной книге номер миссис Кеньон.

Его там не было. Там никого не было.

Время ползло медленно, и я ничего не мог с этим поделать. Спустя некоторое время было уже три часа, и я понял, что папа уже где-то обвенчался, но я не имел никакого представления, где. В половине четвертого я пошел в кино.

Когда я вернулся назад, на телефоне мигал красный свет. Я перемотал ленту с записью. Это был папа.

— Билл, я попытался дозвониться тебе, но тебя не было дома, а я не могу больше ждать. Молли и я отправляемся в короткое свадебное путешествие. Если ты хочешь связаться непосредственно со мной, используй телефонную службу Чикаго — мы где-то в Канаде. Мы вернемся в четверг. До свидания, — на этом сообщение заканчивалось.

Четверг… А в пятницу во второй половике дня мы стартуем.

Папа позвонил мне в пятницу вечером от миссис Кеньон — я имею в виду, от Молли. Мы оба были вежливы и неуверенны. Я сказал ему, что я, конечно, уже готов, надеюсь, что они совершили отличное путешествие. Он ответил, что путешествие действительно было отличным и что я должен приехать к ним, чтобы утром нам всем вместе отправиться на космодром.

Я сказал, что, не имея никакого представления о его планах, я уже купил билет до Мохаве и зарезервировал себе номер в отеле “Ланкастер”. И спросил его, что мне теперь делать.

Он задумался, потом произнес:

— Вероятно, тебе придется отправиться туда самому, Билл.

— Конечно.

— Ну хорошо. Тогда увидимся на космодроме. Ты не хочешь поговорить с Молли?

— О нет, но ты можешь передать ей от меня огромный привет.

— Очень хорошо. Так я и сделаю, — он отключился.

Я пошел в свою комнату и взял свой багаж — ровно 57,59 фунта. Больше я не мог взять с собой даже мушиной ножки. В моей комнате было пусто. Оставалась одна только моя форма. Я. не мог позволить себе взять ее с собой, но мне также не хотелось выбрасывать ее.

Я взял ее и хотел бросить в мусоросборник, но тут мне в голову пришла идея. При обследовании мой вес в одежде равнялся 131,2 фунта.

Но в последнее время я ел не слишком много.

Я пошел в ванную и встал на весы — 129,8 фунта, потом я перекинул форму через руку и взвесился еще раз — 132,5 фунта.

Уильям, сказал я себе, ты не получишь ни ужина, ни завтрака, ни глотка воды. Я сложил форму и взял ее с собой.

Квартира наша опустела. На удивление новым съемщикам, я оставил в холодильнике кое-что из еды и запер за собой дверь. Энни, Джордж и я жили здесь с тех пор, как я себя помню.

Я пересек город на подземке и выбрался на береговую дорогу, ведущую в Мохаве. Двадцатью минутами позже я уже был в о геле “Ланкастер” в пустыне Мохаве.

Скоро я обнаружил, что заказанный мной “номер” был нарами в биллиардной. Я спустился вниз и осведомился, как это так случилось.

В подтверждение того, что я заказал номер, я показал карточку переселенца. Служащий взглянул на нее, а потом спросил меня:

— Юноша, вы когда-нибудь пытались разместить за раз шесть тысяч человек?

Я отрицательно покачал головой.

— Тогда скажите спасибо, что вам достались хотя бы нары. Ваш номер заняла семья с девятью детьми.

Я ушел.

Отель превратился в сумасшедший дом. Я не смог бы достать ничего съестного, даже если бы и захотел. В двадцати метрах надо мной находилась столовая. Везде бегали подростки, а под ногами вертелись малыши. Семьи переселенцев сидели в бальной зале. Я посмотрел на них и спросил себя, где эго их только подобрали. Вероятно, они наудачу разыграли между собой места на корабле.

Наконец я улегся. Я был голоден и с каждой минутой становился все голоднее. Постепенно я начал спрашивать себя, почему, собственно, я так стараюсь взять с собой форму скаута, которая, по всей видимости, мне никогда уже больше не понадобится.

Если бы у меня с собой была таблица рационов, я встал бы и отправился бы в столовую — но мы с папой ее сдали. У меня было с собой немного денег, и я подумал, не стоит ли пойти и разыскать какого-нибудь спекулянта — наверное, поблизости от отеля их вертелось довольно много. Но папа всегда говорил, что иметь дело с такими людьми неприлично.

Я встал, нашел себе кое-что попить и проделал упражнения для расслабления. Наконец я заснул. Мне снились пирожные с земляникой и настоящими сливками, которые только что вынули из печи.

Я проснулся от голода, но мне внезапно пришло в голову, что это мой последний день на Земле. Поэтому я был так возбужден, что даже забыл о голоде. Я встал., надел свою форму скаута, а поверх нее натянул корабельную одежду.