Генри Олди - Король Камней

– Закрой рот, – велел король. – Мы не нуждаемся в твоей болтовне. Событие! Скажи прямо: тут, в спальне, мы якобы перегрызли горло нашему отцу. Гуннар! Если этот лис заговорит без нашего разрешения, отрежь ему ухо.

Закованный в броню Гуннар ди Шохт кивнул.

– Левое? – уточнил он. – Правое?

– На твой вкус.

Король Альберт V, еще вчера – принц Альберт, прошелся по спальне. Мальчик был одет в легкий доспех и вооружен. На бедре – меч, кхалосский зуль-факар с раздвоенным острием, в ножнах, изукрашенных сапфирами и черным жемчугом; за поясом – кинжал с роговой рукоятью. Выше юного короля на голову, Себастьян Дорн горбился в углу, кусая губы. От страха и возбуждения советнику хотелось говорить, говорить, молоть языком без перерыва. Сдержать порыв оказалось труднее, чем терпеть, когда свербит или тянет на двор помочиться. «Молчи!» – беззвучно кричал Дорн самому себе. Советнику было жаль уха, левого или правого, все равно. Кроме того, он чудесно знал, как один взмах клинка уравнивает его в росте с венценосным юнцом.

Кто же мог предположить, что щенок кусается больнее матерого пса?

Альберт проснулся ближе к вечеру. Он, как и предполагалось, собирался на охоту, травить лису; в памяти ребенка стерся даже намек на след ужасных событий. Выслушав длинный, уклончивый доклад советника, Альберт с мастерством цирюльника, выдергивающего гнилой зуб, выхватил из слов Дорна главное: его, принца, титулуют величеством. Значит, отец умер, и вряд ли от старости. С этой минуты мальчик преобразился, и начал действовать со стремительностью атакующей кобры. «Гуннара ко мне! – приказал он. – Быстро!» Гуннар явился без промедления – и вновь стал капитаном гвардии. Впервые советник Дорн видел, как отвисает челюсть у старого, повидавшего жизнь бойца. Замешательство Гуннара продлилось недолго: миг, и капитан ди Шохт спросил высочайшего дозволения взять дворец под охрану. Бери, кивнул король. Клемент ди Гендау станет твоим лейтенантом. Отец доверял Клементу, значит, доверяю и я. Скажи ди Гендау про караулы: пусть займется. И бегом возвращайся ко мне. Слышишь? Бегом!

И обернулся к Дорну:

«Кого мне прочат в регенты?»

«В-вашего д-дядю, – советник начал заикаться. – Благород-дного Эдварда д-ди Тарра…»

«Гонец к дяде послан?»

«Ут-тром…»

Догнать, велел Альберт. Эй, Гуннар! Ты еще здесь? Это хорошо. Гонца догнать и вернуть. В случае сопротивления – привезите мне его голову. Да, и послание к дяде. Живо! Вскоре за окном послышалось громкое ржание коней, лучших в конюшне, скрежет поднимающейся решетки и гиканье посыльных. Едва топот копыт затих в отдалении, Себастьян Дорн в мыслях похоронил злополучного гонца, да и себя заодно. Глядя на ребенка-короля, он видел двоих: Фернандеса Великолепного и Ринальдо Заступника, а значит, рядом с Альбертом хитрейший из мудрецов ходил бы по лезвию бритвы. Бритву любил приводить в пример отец советника. «Оступись, – учил сына Дорн-старший, хлебнув лишку, – соскользни, раздвинув ножки! И возьмешь в левую руку яйца, а в правую – хрен…» Трижды приговоренный к смертной казни, дважды помилованный, отец знал, что говорит.

Когда Гуннар вернулся, король отдал приказ сопровождать его в спальню. По дороге он заставил Дорна заново доложить о смерти отца. Кратко и сухо, сказал Альберт. За каждую уклончивость ты получишь дюжину плетей. Выслушав доклад, он, задержавшись на лестничной площадке, задал вопрос:

«Кто сообщил тебе о гибели нашего отца?»

«Амброз, сир.»

«Значит, Амброз. Он своими глазами видел, как мы вцепились в глотку нашему любимому отцу? Видел кровь, слышал хрип умирающего?»

«Он так сказал, сир.»

«И не вмешался? Не остановил нас?!»

«Со слов Амброза, все произошло слишком быстро…»

«Даже для мага?»

«Не могу знать, сир…»

«Он же сказал тебе, что очнувшись, мы ничего не вспомним?»

«Да, сир.»

«Когда мы лежали в бреду, со сломанной ногой… Амброз был в спальне?»

«Да, сир. Вместе с вашим отцом он дождался доброй вести от лекарей, и лишь потом оставил дворец…»

Хорошо, кивнул король. Дорн не знал, что тут хорошего, но сухие глаза мальчишки блестели так, что советник прикусил язык. Сейчас Дорн видел, что блеск королевского взгляда потускнел, но не исчез. Сталь, подумал советник. Сталь на морозе. Молчи, идиот, молчи, пока не спросят. Светлая Иштар, разве мог я предположить, что однажды затоскую по бешеному Ринальдо?

– Где Амброз?

– Ваше величество…

– Отвечай!

Вышивка гобелена колола спину. От аромата курений кружилась голова. Дорн сам распорядился жечь в спальне нард и красный сандал, чтобы отбить запах бойни, и теперь жалел об этом. Хотелось лечь и свернуться калачиком.

– Полагаю, сир, он в окрестностях башни Инес ди Сальваре. Как мне сообщили, там начался процесс наследования имущества покойной. Территория огорожена занавесом, который называют барьером крови…

– Что это значит?

– Доподлинно неизвестно, сир. Я слышал, что человек, рискнувший шагнуть за барьер, подвергается смертельной опасности.

– Даже если мы велим роте гвардейцев взять башню мертвой колдуньи штурмом? В конном строю, с копьями наперевес?

У дверей хмыкнул суровый Гуннар.

– Простите, сир. Я знаю, что гвардия вашего величества – буря и ураган. Про барьер мне доступны только слухи. Если сир спросит моего мнения…

– Позже. Кроме Амброза, в Тер-Тесете есть маги?

– Как я уже имел честь докладывать, возле башни…

– В ад чужаков! Мы говорим о тер-тесетцах. Среди них сыщется опытный колдун?

– Вазак Изнанка, сир. Но, если позволите…

– Говори!

– Вряд ли он сумеет вернуть память вашему величеству.

– Почему?

– Вазак – некромант. Ученик, насколько мне известно, Талела Черного. Его извращениями матери пугают дочерей-невест. Власть Вазака – на кладбищах, а не во дворцах…

– Некромант?

Выхватив кинжал, король вспорол им подушку. Долго смотрел, как перья белой вьюгой мечутся по спальне; морщил лоб, словно решался на подвиг или предательство. И наконец срывающимся голосом отдал приказ:

– Послать за Вазаком!

– Принес!

Боком, держа в лапах закопченный казан, доверху полный воды, Натан протиснулся в дверь. Споткнувшись о край ковра, парень охнул: чуть ли не полказана выплеснулось ему на ноги. Лужа, радостно хлюпая, потекла дальше, к камину.

– Ты б еще лохань приволок, – разозлился Вульм.

– Могу!

– Кто б сомневался. Все, сядь в углу и не мелькай…

Симон был равнодушен к суете, да и к себе самому в том числе. Старец обмяк в кресле, откинувшись на спинку всем телом. Время от времени он вздрагивал, как человек, которому снится кошмар, и затылок мага глухо стукался о дубовый венчик. Холщовые штаны обгорели от пояса до колен, грозя рассыпаться в прах при любом резком движении. Сквозь прорехи виднелась кожа, покрытая сажей. Грязный, в ссадинах и кровоподтеках, Симон походил на погорельца, чудом спасенного из пожара.