Пол Андерсон - Ключи к декабрю

— Кроуэлл.

— Айзек? Где вы были? Это Уолдо… Я с трех часов дозваниваюсь до вас.

— О-о, я проснулся и больше не мог заснуть… Пришлось выйти побродить, чтобы нагулять сон.

— Ага, а я уж… Послушайте! Извините, что звоню так поздно, но… Помните тот соскоб, что вы мне дали?.. Некоторые клетки в нем еще живы!

— Живы?! У мумии, которой двести лет?!

— И митоз продолжается. Вы знаете, что такое митоз?

— Да, деление клеток… Хромосомы там…

— У меня в микроскопе по чистой случайности был укреплен инкубаторный столик, а не обычный предметный, что и решило дело. Я поместил туда образец, решив не возиться с заменой столика. Там была интересная клетка — большая нервная клетка, которая, очевидно, умерла в процессе анафазы… то есть в процессе митоза. Я разглядывал ее примерно минуту, а затем отлучился за пивом. Потом вдруг увлекся ремонтом спектрометра, который давно барахлил, — словом, вернулся к микроскопу часа через два. И что же? Та самая нервная клетка находилась уже в другой стадии анафазы! Эти клетки растут и делятся, но делают это, выходит, в несколько сотен раз медленнее, чем обычные клетки бруухиан.

— Невероятно!

— Более чем невероятно — невозможно! Не знаю, Айзек… Я универсал, специалист широкого профиля, переучившийся ветеринар. Нам нужно сюда парочку настоящих биологов — и мы их заполучим! Да на Бруух десятки хлынут, как только мы дадим знать. Продление жизни — вот что это такое! Не удивлюсь, если через какой-нибудь год бруухиан будет изучать уже добрая сотня специалистов.

— Видимо, вы правы, — сказал Кроуэлл.

Только сейчас ему пришла в голову мысль, что, возможно, их разговор кто-то подслушивает.

Но кто?!

— Рад, что ты зарулил ко мне, Айзек! — рукопожатие доктора Нормана было на редкость крепким.

— Не мог упустить случая снова обыграть тебя после стольких лет, Вилли.

— Ха! Кажется, счет был четыре — ноль в мою пользу, когда ты уезжал? Ты играешь белыми.

Вилли убрал поднос с тарелками с шахматного столика.

— Нет, Вилли, ходи первым ты. Учитывая твою молодость и неопытность…

Доктор рассмеялся.

— Передвинь мою пешку на е-4, а я пока плесну тебе чего-нибудь.

Кроуэлл передвинул кресло к шахматному столику, расставил фигуры и сделал за Вилли первый ход. Он на секунду задержал взгляд на доске, а потом начал разыгрывать свой собственный дебют.

— Ты разговаривал сегодня с Уолдо?

— Ты имеешь в виду эту мумию? О да! Чистая фантастика! Между прочим, он скрыл, каким образом к нему попал образец. Так и вижу, как Уолдо крадется в хижину с ланцетом в руке.

Доктор Норман поставил рядом с Кроуэллом стакан и сел в кресло напротив.

— Я надеюсь, Айзек, ты к этому не имеешь никакого отношения?

— Как тебе сказать, — осторожно произнес Кроуэлл, — я осведомлен, откуда у Уолдо образец. Но до поры до времени ты прав — это тайна, покрытая мраком.

— Мир полон тайн, — доктор сделал второй ход.

Кроуэлл отреагировал почти инстинктивно: стандартный дебют.

— Что, Айзек, гамбит Руи Лопеса? [8] Руи Лопес де Сегура — испанский шахматист XVI века, один из первых шахматных теоретиков. (Примеч. перев.) На старости лет ты становишься чересчур осторожным. Прежде твои дебюты были непредсказуемы.

— А ты прежде вел четыре — ноль.

Игра продолжалась около часа, и все это время оба большей частью молчали. У Кроуэлла были и преимущество в фигурах, и более сильная позиция.

Вдруг доктор Норман поднял голову:

— Кто вы?

— Что ты сказал, Вилли?

Доктор вынул из кармана клочок бумаги, развернул его и швырнул на середину доски. Рецепт…

— Если бы вы были Айзеком Кроуэллом, вы бы сейчас умирали или уже умерли — от гравитола. И не говорите мне, что вы его не принимаете: от пандроксина кожа приобретает желтоватый оттенок. У вас его нет. Кроме того, у вас не тот стиль игры: хороший стиль, но не тот. Айзек никогда не был силен в позиционной игре.

Кроуэлл допил из стакана — там был в основном растаявший лед — и откинулся в кресле. Он сунул правую руку в карман и нацелил пистолет под столом в живот доктора.

— Меня зовут Отто Мак-Гэвин. Я агент Конфедерации. Но, пожалуйста, продолжайте называть меня Айзеком. В этом обличье я больше Кроуэлл, чем Мак-Гэвин.

Доктор кивнул.

— У вас, видимо, очень хороший послужной список. Получше, чем у тех двоих. Наверное, поэтому вас и послали сюда, не так ли? Расследовать их исчезновение?

— Расследовать причину их смерти. У каждого агента в сердце вживлен передатчик. Сигналы тех двоих прекратились.

— Ну что ж. Нет нужды говорить, что я буду нем как могила.

— Вы не будете носить это бремя слишком долго. Я предполагаю через день — другой закрыть дело. Впрочем, вернемся к шахматам…

Кроуэлл пошел конем.

— Мат в три хода, — сказал он.

— Да, я видел приближение конца, — улыбнулся Вилли. — Я надеялся отвлечь ваше внимание.

— Доктор, в вас пропадает талант, — Отто немного расслабился. — Между прочим, я все раздумывал, как бы обратиться к вам, не вызывая подозрений. К вам сегодня никто не обращался по поводу огнестрельного ранения?

— Что?! Но откуда вы…

— Сегодня ночью кто-то устроил на меня засаду. Я ранил противника.

— Боже мой… В руку, да?

Кроуэлл вытащил пистолет, открыл обойму и вытряхнул на шахматную доску маленькую пульку.

— Ранение в правую руку. Пуля вот такого калибра.

Доктор Норман покатал пульку между пальцами.

— Да, та была такая же махонькая. Кстати, чертовски трудно было ее извлечь. И ранение именно в правую руку…

Доктор глубоко вздохнул.

— Рано поутру меня подняли посол Фиц-Джонс и управляющий Киндл, чтобы я извлек пулю из руки Киндла. Они сказали, что пили всю ночь и под утро им взбрело в голову поупражняться в стрельбе по мишени на заднем дворе посольского особняка. Фиц-Джонс случайно попал в Киндла. Он очень извинялся. От обоих разило вином, но держались они как трезвые. Киндла мучила боль: похоже, они пытались сами извлечь пулю. Но она засела очень глубоко.

— Киндл… Я его еще не встречал.

— Вот ночью и повстречались. Трудно поверить… Он всегда казался таким тихоней…

— Теперь вам пора узнать всю историю. Если со мной что-либо случится, постарайтесь дать знать властям Конфедерации…

— Некая группа людей, включающая посла и управляющего Киндла, но не обязательно сводящаяся к этим двоим, систематически травит бруухиан, работающих на руднике. Единственная мотивировка, которую я нахожу, — это та, что яд заставляет рабочих трудиться с убийственной отдачей, а значит, растут прибыли. Кстати, Киндл владеет большой частью капитала Компании, ведь так? Интересно, Фиц-Джонс тоже получает солидный процент?

— Не знаю, — сказал доктор Норман. — Он утверждает, что обладает независимым состоянием. Впрочем, вполне возможно, что он вкладывает деньги и в Компанию. За последние несколько лет прибыли выросли вчетверо. А что, даже я подумывал об инвестициях… В качестве пенсионного обеспечения…