Боб Шоу - Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач

— Не вижу трудностей, — сонно сказал он. — Я хотел бы сотрудничать с Теодором, когда он будет искать мою жену. Догадываюсь, что одновременно он позаботится о том, чтобы я был жив и здоров.

— А я догадываюсь, что как доктор, — вставил Гвинни, потирая руки, — смогу потребовать дополнительный гонорар за врачебную опеку.

— Кстати, Вилли, ты же у нас выздоравливающий, — сказал Баренбойм. — Ты уже был у врача?

— Еще нет. Я привык работать в половину мощности.

— Я не знаток этого, но тянуть не следует. Я пришлю тебе нашего врача.

— Не беспокойся, — ответил Карев, в котором вдруг ожила неприязнь к госпиталям. — Утром я навещу своего.

— Хорошо. Пусть пришлет счет в Фарму.

— Спасибо, — Карев поймал себя на том, что едва не заснул. — Пожалуй, мне пора домой.

— Это не обязательно, — с удивительной горячностью произнес Плит, все время просидевший неподвижно на своем невидимом викторианском стуле, поигрывая брелком в виде сигары. — Предлагаю вам ночлег у меня.

Карев отрицательно покачал головой.

— Я все же предпочитаю вернуться домой, — ответил он. — Именно там могла бы искать меня Афина.

Он встал и, убедившись, что Гвинни знает его домашний номер, вышел и сел в болид. Когда он доехал до дома, ноги его на каждом шагу подгибались, и он заснул, едва упав на кровать.

Проснулся он утром, и сразу же вернулись опасения за жизнь Афины, которые так легко рассеялись вчера аргументами Баренбойма. Из рассуждений председателя вытекало, что ни у кого нет причин убивать Афину. Однако точно так же не было причин убивать и его. Тем не менее четырежды в течение одних суток он был на волосок от смерти. Хоть и не чувствуя голода, Карев сделал себе легкий завтрак, состоявший из яиц и сока цитрусовых, а потом подошел к видеофону и соединился с доктором Вести. Он договорился встретиться в десять, а освободившееся время потратил на удаление щетины и поиски чистой одежды.

Кабинет доктора Вести располагался на восьмом этаже здания медицинских наук. Карев явился туда пораньше, но кибернетическая секретарша не заставила его ждать, а сразу впустила. Вести был похож на ученого. Он остудился только после шестидесяти. Кареву он указал на стул.

— Добрый день, Вилл, — сердечно сказал он. — У тебя что, проблемы с адаптацией?

— То есть?

— Из твоей компкарты следует, что вы с Афиной недавно зарегистрированы в министерстве здоровья как бессмертные. Я думал, что, может…

— Ах, вот оно что! Нет, это не гидра вожделения поднимает свою голову, а… Можешь ли ты что-то посоветовать при проколотом легком?

Карев рассказал, что с ним случилось, не вдаваясь в подробности, правда, почему так внезапно и не предупреждая никого покинул полевой госпиталь.

— Вообще-то я должен тебя поблагодарить, Вилл, — сказал Вести, задумчиво разглядывая его. — Почти за восемьдесят лет врачебной практики я впервые сталкиваюсь с колотой раной. Разденься до пояса, и я посмотрю, что они с тобой сделали.

Он включил стоящий на столе выход компьютера и запросил подробную информацию о лечении Карева в госпитале в Африке. После едва заметной паузы устройство выплюнуло ленту бумаги, которую Вести с интересом изучил. Отложив ее, он снял с груди Карева повязку. Пока он теплыми сухими пальцами ощупывал район раны, Карев старался не смотреть вниз.

— Выглядит неплохо, — сказал, наконец, Вести, хотя в его голосе звучало сомнение. — Когда точно ты сделал себе укол?

Карев мысленно подсчитал.

— Десять дней назад, — сказал он.

— Ага. А какой марки был пистолет?

— Я работаю на Фарму, — ответил Карев, стараясь говорить спокойно, но в то же время почувствовав волнение, — поэтому…

— То есть ты пользовался Фармой Е.12?

— Конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Так, мелочи. Мне показалось, что рана заживает медленно, слишком медленно для бессмертного. Вероятно, что-то нарушило процесс заживления. А теперь сядь, и я осмотрю то легкое.

Вести приложил к ребрам Карева головизор, чтобы изучить правое легкое. Испуганный мыслью, что случайно может увидеть свои внутренности, Карев закрыл глаза и не рискнул открыть их до конца осмотра.

— Вообще-то оно выглядит совершенно здоровым. Думаю, можно будет его снова запустить, — заявил Вести.

— Это как? Надуть?

— О, ничего страшного, — с улыбкой заверил Вести. — Я впрысну тебе в грудную клетку клеющее средство и снова прикреплю легкое к ребрам. Ты ничего не почувствуешь.

Карев мрачно кивнул головой и, напрягая воображение, постарался представить лицо Афины.

Пройдя зенит и постепенно опускаясь, солнце изменяло форму, пересекая невидимые барьеры, отделявшие друг от друга разные сферы управления погодой. Как у амебы или капли масла, стекающей по стеклу, его овал изменялся, удлинялся, разбрызгивался, образуя кровавую росу, капли которой затем вновь стягивались в целое. Слабнущие силы зимы, побежденные околоземными течениями, затаились на севере, но их держали в узде. Карев прохаживался по саду, пытаясь приспособиться к новому темпу событий. С того памятного утра, когда Баренбойм вызвал его в свой кабинет, дни проходили, вспыхивая и угасая, как молнии. Теперь же время словно остановилось, и он, ожидая сообщений от Гвинни, чувствовал себя, как муха, попавшая в смолу. Несколько раз он пересек туда и обратно весь сад, мимоходом отметив про себя, что не мешало бы привести в порядок пару растений с Марса, которые начинали слишком уж разрастаться. Однако не мог всерьез заняться такими банальными вещами.

— Как дела, Вилли? — донесся голос из соседнего сада. — В последнее время тебя не было видно. Где ты пропадал?

Карев повернулся и увидел загорелое лицо Банни, Костелло, который смотрел на него из-за забора.

— В Африке, — ответил он, жалея, что не заметил его пораньше, чтобы успеть избежать встречи. Сосед, самый старый человек, которого он знал, даже старше Баренбойма, родился в первой половине двадцатого века и был уже одной ногой в могиле, когда появились биостаты. Они-то и спасли ему жизнь.

— В Африке? Что ты говоришь! — недоверчиво сказал Костелло. — А уважаемая супруга вместе с тобой?

— Ты что-то знаешь, Банни? — Что я знаю? О чем?

— Обо мне и Афине, — объяснил Карев, тяжело вздыхая. — Что, ты 6 нас слышал?

— Ничего. Впрочем, я не любитель повторять сплетни, я от всего сердца за старое супружество, дорогой мальчик.

Значит, знает, подумал Карев.

— Почему же сам не попробуешь? — спросил он.

— Это страшно, Вилли, Ужасно. Знаешь, я уже однажды был женат.

— Правда? — спросил Карев, потихоньку отступая.

— Да… но не могу вспомнить черты ее лица. Да и имя тоже. Лоб Карева покрылся холодным потом.

— Ну и память у тебя, Банни, — сказал он.

— Не хуже, чем у других. Помню то, что было сто лет назад.