Боб Шоу - Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач

— Они спустят за нами клетки, — небрежно сказала она.

— Колин, — быстро произнес он, — может, это наша последняя возможность поговорить наедине.

— Возможно.

Он схватил ее за руки.

— Я женат уже десять лет, но только вчера впервые нарушил клятву верности. В первый и единственный раз, — сказал он. Она хотела вырвать руки, но он не отпустил. — Понимаешь, я вовсе не уверен, что по-прежнему имею жену. Что-то между нами произошло. Я не могу тебе этого рассказать, но мое пребывание в Африке в роли остывшего и попытки увернуться от убийц прямо связаны с этим.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Не хочу, чтобы ты думала, что я отправляюсь в теплый семейный угол после маленького прыжка в сторону. Это не в моем стиле.

— Но зачем ты мне все это говоришь?

— Потому что я считаюсь с тобой. Я мог бы тебя полюбить, Колин.

Она вызывающе посмотрела на него.

— Ты так думаешь?

— Я знаю наверняка. — Собственные слова огорчили его, ибо были близки к правде, но не совсем отвечали ей. Он был благодарен Колин, но благодарность, которой он не мог как следует выразить, переродилась в чувство вины. — Послушай, если окажется, что у меня уже нет жены…

— Не надо, Вилл, — мягко ответила она. — Ты перебираешь с благородством.

Он выпустил ее руки, и инстинктивно, как будто договорившись, они отошли друг от друга, когда среди деревьев появились две клетки, спущенные наудачу со ждущего их вертолета.

Карев облегченно вздохнул только над Атлантикой, летя на запад стратосферным кораблем. Вместо того, чтобы добираться по определенным каналам до кредитов Фармы и тем самым задержать отлет, он избрал другой путь — воспользовался собственным кредиском, чтобы оплатить перелет из Киншасы в Лиссабон, а оттуда до Сиэтла. В Лиссабоне он пережил неприятную минуту, когда узнал, что билет будет стоить более тысячи новых долларов — ему пришло в голову, что его текущего счета может не хватить. Однако компьютерная сеть подтвердила его платежеспособность, и он вспомнил, что в этом месяце у нового доллара был очень выгодный по отношению к эскудо курс.

Одним из побочных результатов бессмертия была необходимость реформы мировых денежных систем. Не говоря уже о связанном с ним ростом производительности труда, средний доход на одного потребителя в Соединенных Штатах, оценивавшийся в пять тысяч долларов в середине двадцатого века, увеличился бы за три столетия до суммы превышающей восемь миллионов долларов ежегодно. Введение в жизнь биостатов, ведущее к оптимальному использованию мыслительного потенциала и доступных средств, взвинтило ежегодный прирост производительности до уровня десяти процентов, и появились прогнозы доходов порядка миллиарда долларов в год. Чтобы не допустить того, что доллар станет ничего не значащей мелкой монетой, его стоимость сделали постоянной и неизменной долей общественного продукта, рассчитываемой раз в месяц. По международному соглашению прочие государства предприняли подобные шаги, создав также денежный фонд Объединенных Наций, который поглощал разницу, возникающую между валютами отдельных стран.

Стратосферный корабль спустился пониже, пробиваясь сквозь плотные слои воздуха, когда Карев совершил удивительное открытие. Он пролетел уже восемь тысяч километров, и ни разу не подумал, что самолету может грозить авария. Возможные опасности воздушного путешествия были ничем в сравнении с тем, что он пережил за прошедшие два дня на земле — и все-таки остался жив. Он оказался в таких переделках, когда судьба его зависела от него самого, и справился. Мысль эта вызвала у него тупое удивление, не покидавшее его до минуты, когда он выходил в Сиэтле. Благодаря тому, что летя с востока на запад, он выигрывал во времени, здесь был еще день, и ему удалось попасть на самолет, который еще до темноты доставил его домой.

На пастельных оттенков здания падала все более глубокая тень, в зеркальных окнах и стенах отражалось небо цвета платины.

Мир снова выглядел знакомым, и мрачное чувство опасности ослабло. Карев хотел только одного: узнать, что Афина дома и ждет его. Тогда африканский эпизод развеялся бы, как дым. В гараже в аэропорту он сел в болид и не спеша поехал домой. Как он и ожидал, их купол был погружен в темноту, но только увидев его, он признался самому себе, что втайне рассчитывал застать Афину. Он вошел внутрь и зажег свет. Перед уходом она прибрала дом так старательно, что он выглядел совершенно нежилым. Воздух был стерилен.

«Как я мог допустить такое?» — спрашивал он самого себя. Его поразила собственная глупость и поразительная беспомощность. Когда Е.80 расходился по его венам, он должен был позвонить Баренбойму и попросить втолковать Афине, как выглядит правда. Тем временем он принес в жертву свое супружество, чтобы защитить изобретение, в которое вложила деньги Фарма, и его жертва оказалась напрасной, поскольку все указывало на то, что какие-то люди уже знают о Е.80 или по крайней мере что-то подозревают. Он устал, и его здоровое легкое перекачивало воздух с таким трудом, как будто он только что закончил бег. Несмотря на это, он решил ехать к Афине и все уладить. В случае необходимости он был готов отвести ее к Баренбойму, хотя существовал более простой и вместе с тем более приятный способ доказать ей, что он остался исправным…

Он подошел к видеофону и набрал номер коммуны, в которой жила Катерина Торгет, мать Афины, однако, прежде чем его соединили, отключился. До коммуны было неполных пятнадцать километров, и он мог доехать туда за несколько минут. Он не был у нее более двух лет, но мог ввести телекоммуникационно-картографический номер здания в дорогоуказатель болида и пользоваться во время езды сообщениями, касающимися трассы. Уже опускалась ночь, когда он подъехал к двухэтажному зданию, которое было легко узнать, поскольку именно такие отдавали женщинам, желавшим жить группами. Там находились отдельные квартиры для матерей с дочерьми, а также комнаты, служащие временным романам с проезжающими мужчинами, но в остальном жизнь проходила совместно. Кареву здесь не нравилось, главным образом потому, что его собственная мать после ухода отца, который отправился искать счастья в других связях, по-прежнему жила в маленьком домике.

Оказалось, что ворота открыты, и он прошел внутрь на прямоугольный двор, где худощавая брюнетка, выглядевшая лет на двадцать с небольшим, возилась на клумбе с цветами. Судя по внешнему виду, это могла быть мать Афины, но память на лица была у него неважной, и он не был уверен.

— Миссис Таргет! — крикнул он. — Вы мать Афины?

Она повернулась к нему с улыбкой, которая не скрыла холода, появившегося в ее глазах, когда она заметила его чистый подбородок.