Игорь Подколзин - Когда засмеется сфинкс

В воскресенье, утром, когда обитатели носовой части едва успели покинуть пароход и в ожидании указаний на день разместились на обычном месте у сарая, вокруг кресла, в котором восседал Дылда, неожиданно раздались пронзительные звуки полицейских сирен.

Ребят как ветром сдуло — все бросились в заросли акации и жимолости. Кое-кто из малышей, сверкая голыми пятками, задал стрекача на отдаленный пляж.

Из кустов было хорошо видно, как несколько автомобилей подъехало к причалу, а с моря подошло два полицейских катера.

Началась облава.

Из недр судна стражи порядка бесцеремонно выволакивали орущих волосатых хиппи и их истерично визжащих подруг. Прямо за борт в воду вышвыривали немудреный скарб…

Все было кончено в полчаса. Набитые до отказа большие фургоны с зарешеченными окнами уехали.

Дылда с перекошенным ртом, побелевшими глазами и красными пятнами на щеках оглядел притихших подростков и голосом, будто ему не хватало воздуха, прошипел:

— Чья это работа, поганцы? Молчите? Ну так я вам скажу, сопляки несчастные. — Он резко повернулся к стоящим поодаль «адъютантам».

— Где Очкарик? Куда делась эта падаль? Я сразу заметил, что его нет. Сбежал, ну да от меня далеко не уйдет. Это он навел копов на наше логово, продал нас.

Очкарик, худенький мальчуган со смышленым, наполовину закрытым большими очками лицом, перешел в банду из клана хиппи совсем недавно. Его родители — владельцы небольшого магазинчика канцелярских принадлежностей — жили недалеко от порта. Почему он покинул дом, никто толком не знал, паренек был молчаливым, задумчивым, держался особняком, как правило, приносил с промысла меньше всех, за что, естественно, ему чаще, чем другим, перепадало от Крюка и Серого. Поговаривали — он страдает какой-то болезнью, у него бывают припадки с судорогами.

Побег можно было, пожалуй, объяснить не столько частыми побоями, как тем, что в последнее время Дылда потребовал от Очкарика ограбить родителей, на что он вроде бы в конце концов согласился.

Дылда подозвал «адъютантов» и что-то приказал им. Те выслушали и припустили в город.

— Всем сидеть здесь и никуда не отлучаться, — объявил главарь.

Он отошел к навесу и растянулся в тени на надувном резиновом матраце. Рядом с ним поставили несколько бутылок пива.

Косой и Фрэнк, как и большинство ребят, сбросили рубашки и подставили солнцу животы и спины.

Низко над землей носились стрижи. Иногда они подлетали к глинистому откосу и с ходу исчезали в глубоких норах. Со стороны леса, от поваленного забора потянуло запахом цветов и травы.

Крюк и Серый возвратились незадолго до полудня.

Видно, им пришлось изрядно побегать: оба тяжело дышали и были мокры от пота. Они держали за ручки девочку лет пяти с пунцовым бантом в льняных, как у Очкарика, волосах, в коротеньком голубом платьице в белый горошек, в носочках-гольфах до коленей и крошечных туфельках-сандаликах.

«Адъютанты» подвели малышку к Дылде и начали, размахивая руками и перебивая друг друга, что-то ему объяснять. Главарь закивал, встал с матраца и крикнул ребятам:

— А ну сюда, да поживее! Подходи ближе, не бойся. Все окружили его плотным кольцом, в середине которого оказалась девчушка.

Она перекатывала сандаликом камешек и с любопытством, без страха, поглядывала на мальчишек. У нее было удивительно красивое, как у куклы, свеженькое, нежное и румяное личико. Вся она светилась чистотой, опрятной и ухоженной.

— Где твой братец, козявка? — спросил, нахмуря брови, Дылда. Он вытащил длинный с узким лезвием нож и стал похлопывать им по открытой ладони. — Он приходил вчера домой? Ты нам скажешь, куда он запропастился?

— Я не знаю. — Девочка с интересом посмотрела на нож, улыбнулась и дотронулась до него пальчиком.

— Когда отвечаешь мне, добавляй «мистер», сопля, — гаркнул Дылда. Лицо его побагровело, глаза готовы были вылезти из орбит, руки тряслись.

— Я не знаю, мистер сопля. — Малышка недоуменно обвела всех огромными синими, как васильки, глазами. — Я давно не видела Тедди и очень соскучилась. Он такой хороший мальчик.

— Врешь! — заорал главарь и затопал.

— Я никогда не говорю неправды, мистер сопля.

— Так ты еще и издеваешься надо мной.

То, что произошло дальше, Фрэнк помнил, как в тумане или тяжелом сне.

На узком лезвии вспыхнул солнечный зайчик. Негодяй ткнул остро отточенным концом в лицо девочки.

Она тонко пискнула, словно жалобно мяукнул котенок, взмахнула крошечными ручонками и тотчас раздался душераздирающий крик:

— И-и-и! Под-ле-ец!

Косой, оттолкнув Фрэнка, бросился вперед, вцепился Дылде в горло, повалил на песок.

В тот же миг и Фрэнк, еще не отдав полностью отчета в своих действиях, очутился рядом и схватил руками главаря за волосы. Почти одновременно вокруг головы Фрэнка хлястко обвилась велосипедная цепь — это сбоку ударил Крюк. Жгучая боль выгнула дугой, свела мышцы…

Спустя полчаса, привлеченный разбегающимися по берегу мальчишками, полицейский автопатруль обнаружил на пустыре двух подростков и маленькую девочку. Один мальчишка был мертв, другой с проломленной головой и ножевыми ранами валялся без сознания. Малышка истекала кровью — все ее личико сплошь покрывали глубокие порезы.

Начальником патруля был лейтенант Кребс. Он подошел к сержанту, который держал на руках тихо стонущую девочку и марлевым тампоном вытирал кровь с ее личика.

— Как с ними?

— Один готов. — Сержант кивнул на лежащего с неестественно подвернутой ногой мальчишку. — Малышку, надеюсь, спасем. Другой вряд ли дотянет до госпиталя, слишком далеко, не успеем.

— Везите ко мне.

— Куда к вам?

— Домой, жена поможет, и сразу пришлите хирурга.

— Хорошо, лейтенант.

Так получилось, что Фрэнк попал вместо больницы к Кребсу, скорее всего потому, что заросший кустарником и вереском злополучный заброшенный пустырь находился по пути к его дому, и лейтенант завез туда истекающего кровью мальчишку, чтобы жена, бывшая медицинская сестра, оказала первую помощь.

Этот печальный случай обернулся удачей и поставил с головы на ноги дальнейшую жизнь молодого Грега.

Фрэнка поместили в комнате с сыном хозяина — его одногодком, — высоким и стройным, не по летам серьезным и немного насмешливым сероглазым белокурым парнем.

Когда Фрэнку стало немного лучше и он начал ходить, уж как-то получилось, что Кребс с супругой, узнав его историю, решили оставить мальчишку у себя.

Фрэнк сразу и крепко привязался к Стиву — сыну лейтенанта и безоговорочно признал, несмотря на то, что они были ровесниками, его лидерство.

Как-то Кребс-младший в одной из бесед подверг такой беспощадной критике всю романтику подростковых банд, так едко и зло высмеял их псевдоподвиги, что ошарашенный Грег, как бы посмотрев на себя со стороны, ужаснулся, до чего точно и метко, с убийственным сарказмом Стив подметил то, о чем он, Фрэнк, лишь смутно и неуверенно начал догадываться.