Керри Райан - Лес Рук и Зубов

Трэвис тихонько прикасается к моей руке тыльной стороной ладони. Мы незаметно сцепляем мизинцы, он берет меня за руку, и я чуть покачиваюсь от облегчения. Это простое прикосновение означает, что он цел. И что у нас все хорошо. Я прогоняю мысль, прокравшуюся вчера в мои сны: Трэвис никогда за мной не придет. Я ему не нужна.

Он начинает скользить большим пальцем по внутренней стороне моей руки, и вдруг все его тело каменеет: он нащупал белую веревку, теперь потрепанную и грязную. Веревку, которая вчера вечером навсегда связала меня с Гарри.

Трэвис отстраняется, и тут же меня пронзает боль, словно мне отрезали руку и на ее месте теперь лишь ноющая пустота.

Я хочу поговорить с ним, но слова не идут в голову, когда Гарри так близко и на наших глазах гибнет деревня.

— Как им помочь? — спрашивает Гарри.

Краем глаза я замечаю, как его пальцы то сжимают, то разжимают деревянную рукоять топора. В голосе те же отчаяние и безысходность, что наполняют каждого из нас.

Мы не двигаемся с места, стоим и молча смотрим, не в силах полностью осознать, что происходит: миру, который мы знали, пришел конец.

Конечно, это было неизбежно, но никому из нас не приходило в голову, что рано или поздно это действительно случится. Мы никогда об этом не задумывались. Да, забор проламывали и на нашей памяти; да, нас с рождения учили бояться Нечестивых, и мы боялись. Но после Возврата родилось уже несколько поколений людей. Мы уцелели. Наша деревня была доказательством того, что жизнь возможна даже под постоянной угрозой смерти.

А теперь ее не стало. Все, кого мы знали, все наши вещи и знакомые места все это исчезло.

Мертвые начинают бродить по деревне и подходят к воротам: видимо, им больше не на кого охотиться. День потихоньку идет на убыль, а мы все стоим и смотрим, как мертвецы собираются по другую сторону забора и пытаются его раскачать. Изредка доносятся крики уцелевших с платформ: они тщетно пытаются отвоевать деревню у Нечестивых.

Я начинаю узнавать тех, кто бьется в ворота. Некоторые из них мои соседи. Точнее, были ими. Друзья, одноклассники, их родители… Свежая кровь еще алеет на их одежде или течет изо рта.

Что же будет с людьми на платформах, которые сейчас борются с Нечестивыми? Понимают ли они, что своими действиями только подлили масла в огонь? Подняв лестницы раньше времени и не дав остальным забраться наверх, они создали себе новых врагов — теперь их сотни.

Через некоторое время Кэсс становится невмоготу: она садится рядом с Джейкобом, крепко его обнимает и начинает петь колыбельные, забывая и пропуская половину слов.

Ее голос утешает и меня. Он словно бы напоминает, что в этом мире еще есть что-то нормальное, человеческое. Даже когда все остальное летит к чертям.

— Не нравится мне этот засов на воротах, — говорит Гарри, когда солнце начинает спускаться к горизонту. — Он не предназначен для защиты от Нечестивых.

Я смотрю на засов — единственное, что сдерживает неистовую толпу покойников, — и невольно вздрагиваю. Потом перевожу взгляд на забор вдоль тропы, сначала широкой, но потом становящейся все уже и уже. Железная сетка проржавела и местами густо оплетена ползучими растениями и диким виноградом. Поскольку по тропе никто не ходил, за забором здесь не ухаживали. Интересно, сможет ли толпа Нечестивых его проломить?

— Давайте попробуем пройти по тропе, — говорит Трэвис. — Отойдем подальше, мертвяки потеряют к нам интерес и вернутся в деревню. Хоть ворота перестанут раскачивать. И может… — Он на секунду замолкает, потом с трудом выдавливает: — Может, ночью людям удастся подавить Нечестивых. Отвоевать деревню. — Мы все молчим, а Трэвис добавляет: — Надо дать им хотя бы одну ночь и посмотреть, что будет утром.

Гарри кивает, все еще крепко стискивая топор.

Я молчу. В руках и ногах странное покалывание. Я поворачиваюсь лицом к тропе; остальные в это время еще заняты воротами, а все внимание Кэсс приковано к Джейкобу. Я делаю несколько шагов вперед, напуганная и завороженная одновременно.

Тропа заросла кустами ежевики, поэтому каждый шаг дается мне с большим трудом.

За моей спиной пререкаются Трэвис и Гарри: они спорят о еде и оружии. Сможет ли деревня остановить вторжение? Или тропа — наша единственная надежда?

Я молча ухожу все дальше и дальше от деревни. Тропа постепенно сужается: я раскидываю руки в стороны и почти касаюсь звеньев металлической сетки. В этой части Леса нет Нечестивых, и мне даже мерещится где-то вдалеке птичье пение.

Наконец я принимаю решение: подождать одну ночь. Посмотреть, сможет ли деревня отразить нашествие. Но потом я пойду дальше по этой тропе, если надо, в одиночку.

Ночью идет дождь. Послушав Трэвиса, мы отошли далеко от ворот, чтобы не привлекать внимания Нечестивых. Тропа здесь узкая, и сесть в круг, чтобы хоть немного укрыться от холодного ветра и воды, никак не получается. На одном конце цепочки сидят Трэвис и Гарри, причем Гарри ближе всего к воротам, поскольку оружие есть только у него.

Мы с Аргусом устроились на другом конце; он положил голову мне на ноги, и я то треплю ему уши, то глажу мягкую шерсть. Кэсс сидит посередине, Джейкоб свернулся калачиком у нее на коленях. Белокурые волосы моей подруги растрепались, выбились из косы и стоят светлым нимбом над головой. Джейкоб недавно заснул беспокойным сном, но Кэсс продолжает раскачиваться и напевать что-то уже для собственного утешения.

Трэвис и Гарри тихо спорят, пытаясь решить, что делать дальше. Дождь мешает Нечестивым нас почуять: по воздуху, напитанному водой, запахи не распространяются. Многие мертвецы вообще ушли от забора и скрылись в Лесу. Какое облегчение не слышать их стонов! Впрочем, из деревни ветер временами доносит до нас отголоски битвы.

Нечестивые — свирепый и упорный враг, который не нуждается в отдыхе. Но у деревенских жителей сейчас есть другое преимущество — дождь, и они наверняка им воспользуются.

Время от времени Гарри или Трэвис повышают голос, и тогда Кэсс просит их не шуметь: на громкие звуки из Леса выходят Нечестивые. Один такой растревоженный мертвец начинает трясти забор прямо за ее спиной, стряхивая на землю хлопья ржавчины, и Кэсс заливается слезами.

Я хочу обнять ее за плечи, но мне мешает свернувшийся у нее на коленях Джейкоб.

— Лес не бесконечен, Кэсс, — говорю я. — За ним есть целый мир.

— И что? — дрожащим голосом спрашивает она.

— Разве тебе не хочется узнать, что снаружи? Увидеть океан? Найти место, где ничего этого нет и в помине? — Я показываю рукой на тощего мертвеца, царапающего забор за нашими спинами, но в ночной темноте Кэсс вряд ли что-то видит.

— Об океане всегда мечтала ты, Мэри, а не я. — Она умолкает, и вдруг на мою щеку ложится холодная ладонь.