Татьяна Мудрая - Кот-Скиталец

И тогда кто же Бродяга Даниль? Неопытному глазу он всегда кажется мужчиной, но не напрасно все нутром чувствуют его инакость и двоякость – его и его речей. Он уникален и непонятен; и яростно любим, и хладно ненавидим. Любовь безрассудна, как ненависть, ненависть ревнива, как любовь, и стрелы их – стрелы огненные…

Чужак в мире с резко выраженной половой ориентацией. Граница проходит точно посередине его естества и лишь слегка трепещет. Это муж, полный юмора и отваги – но никак не грубости – и одновременно женщина по своему обаянию и гибкости своего поистине стального характера. Женски изощрен, нелогичен, парадоксален – в нем есть то, что европеец считает «восточным умом»: но его не сбить в сторону от его задачи. Мягкое лукавство взгляда, душевная тонкость из разряда той, что не рвется. Летучий, мгновенно вспыхивающий смех, ирония, никогда не доходящая до хладного сарказма. Такая не обижает собеседника, будучи направлена на него, потому что БД умеет перевоплощаться и потому смеется как бы и над собой. Он сохранил чистоту детского восприятия и смешал ее с мудростью зрелых годов. А самое главное – его сущность при всей цветущей полноте отнюдь не застыла в неподвижности. Она точно пламя…»

– Не только троичный мир нуждается в четвертом, чтобы сдвинуться с места, – сказал во мне коваши Каландар. – Аниму тоже. Поэтому и явился нам тот, кто воплотил всю полноту мира Живущих: он и инсан, и андр, и мунк, но и Снежный Волк. Мужчина, Женщина, Дитя – но и Зверь.

Так размышляя, я заснула. И снился мне в меховом пологе сон о мести.

«Был на свете могущественный государь, которого подданные звали по древнему обычаю Пер-О, «Большой Дом». Это вовсе не то, что фараон, потому что египетский владыка вообще был не царем, а ритуальной фигурой; но скорее – коранический Царь Нечестия. Однако по привычке и для удобства я буду называть его именно Фараоном. Итак, при его дворе, что именовали также Высокой Портой (ибо Большой Дом – большой и двор, большой двор – Высокие и Ворота) держал Фараон художника: чеканщика по имени Нашкбанд. И дивный же то был мастер! Он клал перед собой тонкий лист меди и острый молоточек-чекан и входил в размышление. И тогда ему являлись некие картины, которые он выбивал, все более и более заражаясь ритмом своей работы. Предание гласит, что перед ним представали образы того, что видимо было лишь в нездешнем мире, а в нашем мире – невидимо для смертных очей и невыразимо для смертных рук. И потому что никак нельзя было сотворить никакого прямого подобия его видений, Нашкбанд самой своей работой молил небо о знаках, знаки же переносил на металл в диктуемом ему порядке. И когда много позже люди смотрели на его работу, многие чувствовали, как через нее просвечивает совершенно иное, и пытались понять, и вмещали в себя ровно столько, сколько могли вместить, – но не больше!

Как-то изобразил Нашкбанд высокие огнедышащие горы, запечатанные снегом, и по виду это было благородное подобие тех хребтов и вершин, которые стерегли царство фараона. А посреди них он возвел прекраснейшую видом рукотворную гору, всю как бы в хитрых письменах деревьев, рек и ущелий, и была она превыше прочих, потому что стояла близко – а надо сказать, что народ Фараона еще не открыл для себя обратной перспективы.

– Что это? – спросил Фараон, когда увидел (а смотрел он первым по праву работодателя и заказчика).

– Это шатер Странников.

– Какое величественное строение – и ради каких-то всесветных бродяг! Я тоже хочу такое. Прямо сейчас и в натуре.

– Я не умею строить, как не могу растить кипарисы, сажать сады и вкладывать душу в лунноликих красавиц: мое дело – изображать.

– Ты разбудил во мне мечтание и жажду, – сказал сердито Фараон, – а теперь отнекиваешься. Знай, если не утолишь их – будешь умирать долго и гнусно.

– Раз так, я попробую, – ответил чеканщик. – Только я ведь и в самом деле не строитель шатров. Можно мне созвать друзей? На это потребуется сколько-то времени, они же вечно в пути; везде, где они ходили, эти мои друзья возвели таких шатров без счета, и они сумеют.

– Зови. Я осыплю их золотом, если справятся, – приказал Фараон.

– Им не золото нужно, о Фараон, – ответил Нашкбанд.

– А тогда что же? Я так и думал, что они люди весьма богатые, – сказал Фараон.

– Да, они богаты, – подтвердил чеканщик, но на вопрос господина не ответил, а тот его не повторил.

Но когда чаемые люди спустя какое-то время (в предании не говорится, как скоро) явились перед очи Фараоновы, тот недобро удивился: было их пятеро, четверо мужчин и одна женщина, и наряжены они были в латаные плащи и домотканые рубахи. И еще говорят, что лица их были без возраста и что обыкновенному человеку нельзя было смотреть на них прямо, так они были добры и светлы.

– Вот это чесальщик Халладж, – представил его Нашкбанд, – он умеет чесать и прясть такую пряжу, какая надобна для покрова шатра.

В руках того человека, тем не менее, не было ни кудели, ни гребня, ни прялки.

– Гм. Языком, что ли, он чешет? – усомнился Фараон.

– А это ткач, Газали, – невозмутимо продолжал чеканщик. – Он сотворит из нитей полотно и вплетет в него вечные знамения. Красильщица Фатима на семи ключевых водах сварит краски из семи горных трав и пропитает ими ткань, и наведет на нее узор, подобный рекам, долинам, цветам и деревьям. Палаточник Хайам раскроит полотно и сошьет. Аттар же, самый старший из них, составитель снадобий и продавец благовоний, будет воскурять их все время, пока его собратья будут трудиться, и в этом будет его доброе колдовство, потому что как моя чеканка – только знак описанного мной шатра, так и та работа, которую ты, о Фараон, получишь, должна стать прообразом того единственного и идеального Шатра, который будет строиться в нас и послужит нам домом по ту сторону грани.

И снова Фараон не заметил ни в руках, ни в котомках странников ничего похожего на орудия их ремесел, вот разве что посохи у мужчин и чашу в виде скорлупы большого ореха в руках у женщины.

– Гм, – покачал головой Фараон, – что-то темны твои речи. Ну ладно, сегодня работа – завтра деньги… Ах ну да, вы ж богатые, вас это не колышет. А пока вот что скажи, чеканщик: ты всем дело нашел, а центральный столб, колья и растяжки откуда возьмутся?

– Мы делаем младшую сестру горам, – объяснил Нашкбанд, – а горы сами подпирают небо, как палатку, и поэтому в опорах не нуждаются.

– Сказано хитро, – Фараон усмехнулся и поджал губы. – Больно ты для меня затейлив, я скажу! Но я так полагаю, раз то будет царский шатер, то это мое высокое достоинство будет ему и столбом, и опорами.

– Думай, как знаешь, о владыка, – ответил чеканщик.

И вот трудились мастера ровно семьдесят дней и семьдесят семь ночей, и ремесло их само шло им в руки и выходило из рук воплощенным чудом. Наконец, шатер воздвигся почти до неба увенчанной золотом головой, и был он зеленее, чем яблоко, нарядней весны, а на его верхушке горели луна и звезды.