Ян Гельман - 666, или Невероятная история, не имевшая места случиться, но имевшая место быть

В фойе нестройным хором рыдали семеро юных кролиководов, у которых сорвался запланированный симпозиум по вопросам приплода. У входа в актовый зал под красочным мозаичным панно, отображающим ответственный акт продления рода ангорским рекордсменом кроликом по кличке Полигам, входящих приветствовала сама Мурлена Сергеевна, директор Л. П. Бельюк и заведывающий кадрами Ермил Никитич Чернополковников.

Но главные события разворачивались как всегда за кулисами, где готовился к встрече высокого гостя передовой отряд фабричной молодежи. Подготовка эта проходила под активным художественным руководством режиссера малых форм и приблизительно такой же оплаты Бейлислава Лебеды. Человека со специальным образованием. Наличие в штатном расписании Фабрики единицы, могущей воспитывать у молодежи чувство прекрасного, тоже было освященной временем традицией. Уже не первый год занимал ответственнейшую должность Человека со специальным образованием упомянутый режиссер малых форм Бейлислав Лебеда. Весь, еще не до конца растраченный в общежитиях трех творческих вузов, пыл и все, правда, немногие (отчисление с первого курса за профнепригодность буквально преследовали творца) знания выплескивал режиссер Лебеда в благодатное лоно тянущейся к прекрасному молодежи. Результатом выплескивания являлись довольно частые интимного свойства хирургические вмешательства в личную жизнь фабричных жриц искусства. Но руководство Фабрики, обычно непреклонное в соблюдении норм морали, пасовало перед тягой поросли к Мельпомене. В конце концов фабричное искусство требовало жертв, и Фабрика их приносила. Это являлось хотя бы малой компенсацией Бейлиславу Лебеде за самый факт нахождения в среде грубых производственников. Свои смелые творческие замыслы режиссера малых форм, не чуравшийся и литературного труда, отливал в скупые строки ненавязчивого ямба, порой переходящего в белый, как табель его выходов на службу, стих, и трепетно вкладывал в уста передового отряда фабричной молодежи. Кроме того, в обязанности творческой личности входило сочинение небольших од, мадригалов и сонетов в честь выполнения квартального плана и выхода Семена Мордыбана на работу в трезвом состоянии. Случалось и первое, и второе крайне редко, поэтому все немалое количество свободного времени режиссер посвящал чистому искусству, раскрашивая акварельными красками свой личный перспективный план.

Но сегодня… Сегодня, несомненно, был его день! Его великий день! С горящими глазами, триумфатора, выбросив вперед сжатую в кулак руку и напрягая голосовые связки, он руководил вдохновенно отрядом фабричной молодежи.

– Производства лучший друг – наш директор Эл. Бельюк! – истошно вопил передовой отряд, состоящий из четырех поражающих воображение уродливостью немолодых девушек. – Наше качество известно – мы должны трудиться честно! – Незаметно подкравшийся (старая, с прошлой работы привычка) заведывающий кадрами Ермил Никитич Чернополковников кивал головой. Основное в направлении работы режиссера ему нравилось. Отодвинув пыльную кулису, резким мужским шагом взобрался на сцену и сам лучший друг производства в сопровождении Мурлены Сергеевны. Они хотели лично проверить степень готовности. – Только дайте нам приказ – выполним его тотчас! – заверещал передовой отряд. В полузадушенной женской половине души Л. П. Бельюка зашевелилась пробужденная поэзией тяга к прекрасному. – Уж больно страшны, Ермил Никитич, – шепнул директор заведывающему кадрами. – Неужели нельзя было выбрать получше?

– Лучшие силы, как всегда, в декрете, Лидия Петрович,- голосом, отставленным от службы лет двадцать назад, но еще сохранившим твердость, отрапортовал Чернополковников. – И потом, искусство – это не мое дело, это дело Бейлиса! – Режиссер малых форм побледнел и защитительно открыл рот, но тут вступила Мурлена Сергеевна. Ее больше интересовала внутренняя суть творчества.

– Скажите, а не будет как ТОГДА? Тогда, Бейлис, вы нас всех буквально зарезали. – Присутствующие нехорошо нахмурились, режиссеру стало холодно, несмотря на согревающую близость руководства. Он вспомнил «ТОГДА» – 1317-е Явление Народу Кого-Либо. Было это в начале его жизни в фабричном искусстве, когда движимый тягой к борьбе, он вложил в уста передового отряда пламенные строки:

Все сожжем огнем сатиры,

Новой жизни грянь «ура»!

А фабричные сортиры

Чистить уж давно пора!

Спасло распоясавшегося критикана от искусства только то, что абсолютно неожиданно его выпад совпал с решением Районного Масс Штаба о чистке отхожих мест. Бейлислав Павлович удержался на службе, но с тех пор его ямбы находились под неусыпным присмотром фабричных властей.

– Да нет, что вы, Мурлена Сергеевна, – Лебеда протестующе замахал руками, – что вы! Все же, ну, буквально все отражено. Вот даже про наше старшее поколение. – И он указал на тихонько, по-стариковски, взбирающегося на свое место в президиуме (третий ряд, шестое с краю) Шурика Ивановича Апельсинченко. Послушайте. Кукунько, давай!

Передовая передового отряда поросли, набрав в легкие столько воздуха, что все присутствующие за кулисами ощутили приступ удушья, сделала паузу, заглянула в спрятанную в кулаке бумажку и дико прокричала, возвращая поглощенную атмосферу:

Наш завсклад герой труда – не ворует иногда!

– Ну как? – в глазах режиссера отразился триумф. В глазах Чернополковникова – умеренное удовлетворение, в глазах Мурлены Сергеевны – пыльные занавеси и край призидиумного стола. В глазах директора – легкое сомнение.

– А не будет ли лучше так, как… – директор поправил прическу – как там у вас «не ворует иногда»… «иногда» не убеждает, правда, товарищи? Товарищи согласно кивнули. – Может «не ворует в течение всего отчетного периода», – предложила Мурлена Сергеевна. – Нет, не убеждает… – Л. П. Бельюк опять задумался.

– Всегда! Ну, конечно же, всегда – выдохнул Бейлислав Павлович – это и категорично, и разяще, и убедительно! Не ворует он всегда!

– Вот это другое дело, – Мурлена Сергеевна строго осмотрела всех присутствующих, – искусство должно нести правду жизни. Принимаем, товарищи? – В ответ донесся план передовицы Кукунько – именно на ней лежала мучительная обязанность переучивать выбракованные места.

– Пора начинать, – напомнил летучему худсовету Чернополковников, с прошлой службы сохранивший тягу к точным началам, и, в связи с ответственностью момента, нарушая субординацию, первым заторопился к выходу из зала, размахивая Красной Книгой Учета Опоздавших На Явление. Книга эта была основным и свято хранимым документом, фиксирующим общественную жизнь Фабрики. Поэтому тов. Чернополковников нес за нее персональную ответственность, и ни на что другое этого ценного чувства у заведывающего кадрами уже не хватало, да, впрочем, и не требовалось.