Джаферд Кин - Билоны

— Действительно, — решительно встряхнув лишь кайму великолепия своих знаний, подумал Дьявол, — во флюидах будет все, чем мне может помочь моя душа. Их перемещение по пространству-времени в меня, конечно, можно отследить. Да и то скорее лишь последний отрезок. Но никоим образом нельзя будет определить, откуда они были импульсированы, если это произойдет мгновенно и всего один раз. Каков будет результат? Отличный!!! Не тревожа душу беготней от ангелов ЕГО ВОЛИ по Вселенной, Я соединю разум с тем моим судьбоносным «Я», которое заложено в меня САМИМ. Тем самым мне откроется, уверен в этом, путь к познанию приготовленного мне ИМ будущего.

Других решений разум Дьяволу не предлагал. Дьявол сделал то, во что поверил — в выбор своего разума.

На него уже накатывала волна абсолютного прояснения. Ему больше не требовалось регулировать работу разума, то останавливаясь на несущественном, то разгоняя мысли до скоростей, на которых они, сталкиваясь друг с другом, приводили не к искомому решению, а, наоборот, порождали сумбур, в котором это решение металось, как потерявший свой атом электрон. Неожиданно мысли, сами собой, выстроились в стройную структуру. Разум Дьявола, расположив их в форме четок, начал последовательно отщелкивать одну за другой.

Он нашел главное, с чего следовало начать создание плана решающего противостояния добру реального мира. Им стала вынырнувшая из-под полога накрывшего его страха догадка о вариантах САМОГО по возрождению в человеке веры в спасение разъедаемой злом и пороками души через искреннее раскаяние перед Создателем.

— Вот время и пришло, — Дьявол облегченно вздохнул, осознав, что нащупал твердую, как корунд, основу победы над пошатнувшим в нем уверенность в себе настоящим и познанием тайны стремительно надвигающегося будущего. Этот вздох всколыхнул пространство антимира, не испытывающего подобного эффекта со времен его обустройства интерьерами зла Дьяволом. От него в разуме соратников защекотало необыкновенной жертвенной решительностью; она разбудила в них страстное желание клича хозяина «Вперед!». Куда — «Вперед!», они прекрасно знали.

Вся энергия антимира напряглась до состояния, способного пробить любой из защитных барьеров реального мира. Но пока Дьяволу было не до команд. Сейчас перед ним стояла другая задача. И он принадлежал только ей.

— ОН решился, выбрав из всех вариантов СОБЫТИЕ. Судя по тому, как обставлен его приход, все весьма и весьма серьезно. Буквально во всех деталях чувствуется рука великого мастера. Ни один нюанс не выпал из его внимания. Да! ОН по-прежнему неподражаем в своем влиянии на все материальное и духовное, что было создано ЕГО разумом во Вселенной.

Дьяволу показалось, что он на мгновенье вернулся в дом Создателя и вновь восхищенно внимает тому, что вершит во благо всего разумного САМ.

— Удивительно! — поймал он себя на мысли. — Как только ситуация заставляет меня думать о Всевышнем, я с постоянством, достойным применения к чему-либо другому, по-прежнему восхищаюсь ИМ. Вот чувство уважения к НЕМУ в себе искоренил, а на восхищение — все еще отвлекаюсь. Ну что же, будем считать это той роскошью, которую может позволить себе мой разум, хотя роскошь, с той поры как Я заразил порочной любовью к ней человечество, развращает. Но это для них, для людей, для слабых разумом. То, что позволено мне, другим — верный путь к потере себя как личности. Мне, к примеру, личности на Земле нужны? Да что там на Земле! Везде во Вселенной?! С меня хватает одного ЕГО ВОЛИ, чтоб его…

Упоминание о ЕГО ВОЛЕ сделало мысли Дьявола еще более алчными до результата.

— СОБЫТИЕ, судя по всему, должно быть эпохальным для судьбы человечества. Ничего аналогичного ему на Земле никогда не происходило, если только не брать в расчет все случаи, инициированного САМИМ внезапного исчезновения людей на Земле. Видимо, Творцу надоело повторяться. Убедился, наконец, что у предоставленного самому себе человечества нет ни одного шанса остаться той идеальной конструкцией разумного существа, которую в изначальном виде ОН сотворил лично.

Человек с момента появления на свет ослеплен двумя чувствами — любовью и жалостью, прежде всего, к себе. Вся его жизнь замкнута только на этом. Все его поступки определяются формами сочетаний этой неразрывной дуальности. Как бы он ни старался скрывать или не признавать главенство этих чувств над собой, все равно, рано или поздно, они вырываются наружу, ломая в человеке все стоящее, все настоящее, что предполагал постоянно воспроизводить в людях Создатель. Этим и определяется слабость человека. Без ПОВОДЫРЯ этот вид разумных, но порочных существ не имеет сколько-нибудь длительного будущего. САМ-то человека создал, а вот ПОВОДЫРЕМ быть не захотел. Однако не Я сделал человека изначально слабым. ОН — его Создатель так захотел, не Я. Мне только удалось грамотно использовать эти слабости. Не возобладай они над человеком, неизвестно, сколь долго пришлось бы мне выращивать в нем разумное зло, которое в борьбе с ЕГО добром стало умным, хитрым и побеждающим.

Дьявол наотмашь хлестал мыслью человечество. Нельзя сказать, что это было вызвано разбушевавшимися в нем эмоциями человеконенавистничества. Он никогда не забывал, чем обязан человеку: навечное исчезновение людей как высшего вида примитивного разума превращало существование Дьявола в пустоту, самостоятельно, без толчка извне, эволюционирующую в НИЧТО. Собственно, стремление поделить власть с САМИМ именно над человечеством, и сделало из Дьявола того, кем он стал.

В данную конкретную минуту его размышлений в нем дало о себе знать его полное неуважение к людям, ко всем без исключения. Из его разума понятие «уважение» было выбраковано, когда он запретил себе уважать Создателя. Соратники, правда, сделали робкую попытку напоминания, что врага, да еще в лице САМОГО, надо-де уважать. Не то… Дальше им говорить не захотелось. Вместо ответа они в полной мере познали горький вкус презрительного молчания хозяина. Лишь через много, очень много лет Дьявол, как бы невзначай, коснулся этой темы.

Как-то, доведя двух выбранных им земных гениев до, унижающей достоинство разума, ненависти друг к другу из-за спора о праве считаться первооткрывателями фундаментальных физических законов тяготения, находясь в прекрасном расположении духа, он бросил ближайшим соратникам: «Я не считаю понятия „уважение“ и „вражда“ совместимыми. Особенно, если это касается выдающихся личностей». Этим и ограничился. И, наверное, был прав. Иначе пришлось бы объяснять, что Великие по своей природе не способны к уважению всего, что не составляет их собственный разум. Ему было очевидно, что не стоит, даже когда неймется, обижать своей надменностью тех, кто служит тебе верой и правдой, не говоря уже о той безликой серой массе, которая делает это не из-за преданности, а по необходимости.