Карен Томпсон Уокер - Век чудес

— Он слишком стар для самостоятельной жизни. Как мы раньше этого не поняли, — сказала мама.

Я почувствовала, как к глазам подступают слезы.

Отец отправился к Чипу, чей дом типовой застройки недавно вырос поблизости.

Мама стала обзванивать телефонные номера, записанные на стикерах на холодильнике. Абонентами оказались прихожане, посещавшие с дедушкой одну и ту же церковь, служба телефонного оповещения и организация по поиску попутчиков для путешествий. В доме по-прежнему пахло дедушкой, листерином и старыми газетами. Антикварные часы в гостиной пробили семь раз. Мама дрожащим голосом диктовала номер своего мобильного на случай, если дедушка где-нибудь появится.

Вскоре папа вернулся с новостями: Чип бросил колледж и уехал.

— Куда уехал? — спросила мама.

Папа потер лоб, закрыл глаза, потом медленно откры их. Солнечный луч появился из-за горизонта, проник в окно и осветил пыль, покрывавшую все в доме. Обычно свет после долгих часов тьмы вызывал у нас радость, но в ночь мы не обратили на него никакого внимания — просто начали щуриться.

— Его мать сказала, что Чип поехал в то место в пустыне. В Циркадию. Он выехал прошлой ночью.

Циркадии не было на картах. В интернет-справочнике, где, по слухам, находилась информация об этом поселении, мы обнаружили пустое место — точнее, бежевое пятно, обозначающее пустыню. У нас складывалось ощущение, что мы направляемся в какой-то выдуманный, несуществующий край. И в определенном смысле так и получилось. В пустыне мы съехали с двухполосного асфальтированного шоссе на проселочную дорогу, которая заканчивалась на схеме тупиком, а на самом деле переходила в другую дорогу, еще не нанесенную на карты. Только так мы могли добраться до Циркадии.

— Думаешь, он там? — спросила мама.

Солнце било нам в лобовое стекло. Она поправила защитный козырек.

— Может быть, — ответил папа, щурясь от усиливающегося света. Было девять часов вечера. — А может быть, и нет.

Мы звонили в полицию, но деда отказались отнести к категории пропавших. Пожилой, странный, но не слабоумный дедушка перед отъездом собрал все личные вещи.

Оставшись без ужина, мы помчались к пустыне. Дорога петляла по холмам, некоторые из которых почернели от недавних пожаров. Температура поднималась с каждым километром. Растительность здесь привыкла к борьбе за выживание, поэтому пейзаж не производил такого тягостного впечатления, как на побережье. Кое-где на скалистых склонах виднелись редкие и, как обычно, тощие кустарники.

— С трудом верится, что твой отец вступил в какую-то коммуну, — сказала мама.

— Он ходит в церковь, — возразила я с заднего сиденья.

Вдоль дороги тянулись электропровода, провисающие волнами от столба к столбу.

— Ты как считаешь? — снова обратилась мама к отцу.

— Хелен, я не знаю, — ответил он, выпрямившись, крепко держа руль обеими руками и глядя строго перед собой.

Когда мы миновали последние городские окраины, радио умолкло. Другие машины нам тоже перестали встречаться. Почва выровнялась. Вокруг простиралась пустыня. Синее небо придвинулось к земле, а над горизонтом зависло неподвижное солнце.

От жары воздух над дорогой рябил и клубился. Я почувствовала кожаный запах сидений, тоже раскалившихся на солнце. Мама включила кондиционер.

Через какое-то время все начали зевать. Папа чесал подбородок, на котором с утра уже успела вырасти щетина.

Мы проехали развалины старой заправки, где еще торчала одна колонка, красная и ржавая. Рядом с ней стоял выгоревший на солнце скромный дом, завалившийся на один бок и уже лишившийся крыши. Вместе они составляли невыносимо тоскливую картину. Кто-то ведь возводил эти постройки, возлагал надежды на будущее. А теперь сквозь дыры в стенах виднелось небо.

Я прислонилась к окну и задремала. Мне снилось, будто мы перевезли наш дом в Циркадию, и теперь у нас все так же, как раньше, только поменялись соседи и вид из окна.

Я проснулась около десяти часов от того, что машина съехала на грунт.

— Давай помедленней, — попросила мама, крепко держась за ручку под потолком.

Мы ехали по самому солнцепеку. Сквозь дымку вдали я разглядела очертания крыш над аккуратными белыми домиками в окружении бесконечных песчаных дюн, которые волнами уходили в пустыню.

У въезда стоял памятный знак от самого первого застройщика — здоровенная гранитная плита с высохшим фонтаном и увядшей лужайкой перед ним. На плите крупными буквами было выбито: «Дома на Ранчо Domingo del Sol» [4] «Солнечного Воскресенья» (исп.) — Примеч. пер. (Сверху висел на двух подпорках самодельный баннер: «Добро пожаловать в Циркадию». Снизу кто-то подписал: «Край свободных».

Я волновалась, хотя старалась этого не показывать. Гэбби говорила, что жизнь здесь прекрасна.

Местные улицы носили названия вроде «Тропа Пустынной Розы» или «Путь Дюны». Некоторые оказались мощеными, некоторые — нет. Несколько сотен метров «Дороги Чистого Неба» покрывал асфальт, а затем она стала грунтовой. Видимо, это место знаменовало момент, когда у застройщика кончились деньги.

— Как здесь можно жить? — спросила мама.

Возведение домов прервалось на разных стадиях. Где-то недоставало гаражей, где-то — крыш. Некоторые жилища являли собой просто голые деревянные коробки без гипсо-картона и штукатурки, обреченные противостоять сухому раскаленному воздуху в таком виде. Задумка застройщика, тем не менее, представлялась ясной: он запланировал двенадцать улиц, утыкающихся в окраину. Ближайший продуктовый магазин находился в часе езды.

Несмотря на половину одиннадцатого вечера, Циркадия только начинала просыпаться. Впереди ее ждал двадцатипятичасовой светлый день. Где-то далеко стучали молотки, взвизгивала пила.

Мужчина в выцветшей синей майке и широкополой шляпе сидел на корточках на подъездной дорожке и наливал в поддон белую краску. Рядом к стене была прислонена стремянка.

Папа притормозил и опустил стекло. Дышать воздухом пустыни оказалось непросто.

— Простите, — крикнул он из машины.

Мужчина обернулся и прищурился.

— Я ищу своего отца. Ему за восемьдесят, зовут Джин. Ни видали такого?

Мужчина направился к нашей машине. Сильно обгоревшие щеки и подбородок покрывала черная щетина.

— Он сказал, что поедет сюда? — ответил он вопросом на вопрос, подойдя к папиному окну.

Мне пришло в голову, что жители Циркадии не просто не обращали внимания на часы, они каким-то образом научились игнорировать и само время. В лице мужчины я искала подтверждение тому, что он чем-то отличается от нас. При этом я понимала, что перемены имеют более глубинный, молекулярный характер, что именно в эту секунду атомы в его организме двигаются чуть медленнее наших. Пот тек из-под его волос и струился по майке.