Наталья Резанова - На то они и выродки

Самому Тоху тоже, можно сказать, повезло. Если б Пандея отложилась и вступила в войну одновременно с Хонти, его, возможно, солдаты порвали бы на куски. Но весть об этом дошла уже после того, как полк, вернее, то, что от него осталось, выбрался из «Болотного мешка», куда загнали его атомные бомбежки. И вывел его именно Тоху, поскольку никого из офицеров — по совершенно разным причинам — более в живых не осталось. Ну разве что фельдшер. Именно Тоху сумел организовать хоть какое-то питание и лечение для солдат — мыслимыми и немыслимыми средствами. И любого, кто бы им сказал, что Тоху предатель родины и враг, солдаты бы самого порвали в клочья.

По пути к ним прибивались солдаты из других разбитых частей — и Тоху сумел их вывести к Столице на каком-то немыслимом напряжении сил, ибо хватанул порядочную дозу радиации. По прибытии в столичный регион он свалился, и фельдшер доставил его в госпиталь, где скорее всего Тоху бы и сдох — там было слишком много больных и раненых, чтоб всякий облученный прапорщик мог получить должный уход. Но тут Тоху заинтересовались органы — не всякий сумеет так нагло нарушить субординацию, да уж не шпион ли он? Прежде чем проверить, его перевели в ведомственную больницу, где и подлечили. По проверке Тоху, к собственному удивлению, получил не срок и не пулю, а повышение в звании и уведомление о том, что он награжден орденом Дубового венка третьей степени (правда, сам орден ему так и не вручили). Кроме того, он узнал, что из той орды, что он привел с собой, сформирован отдельный пехотный полк и передан под его команду. На какой-то миг показалось, что жизнь не так ужасна и омерзительна, как была все прошлые годы, и героизм в ней должным образом вознаграждается. Но это ощущение продолжалось недолго. Потом нахлынула вот эта вся бездна дел при полной безнадежности и окружающем тотальном идиотизме.

Кроме того, ожоги, хоть и перестали представлять непосредственную опасность для жизни, заживали плохо. Корка, затягивающая их, то и дело вздувалась пузырями, и стоило огромного труда не расчесывать их — и так уже приходилось слышать в штабе брезгливые вопросы, не есть ли эти волдыри и язвы следствие какой-нибудь заразной болезни. Если добавить, что у него вылезли волосы и брови, вид поручик Тоху собою являл вполне отталкивающий. И пусть он убеждал себя, что для мужчины и ветерана это не важно, сознавать это было неприятно.

Еще во время лечения Тоху разыскал граф Цурумия. Тоху и не подозревал, что тот помнит о мимолетном знакомом. Цурумия нынче был повышен до бригадира и переведен в Столицу. О переводе своем он, впрочем, отзывался с руганью и говорил, что это означает лишь, что с полетами закончено. Цурумия и ввел Тоху в круг барона Скенди, где обнаружились весьма и весьма интересные личности — и среди них еще один давний знакомый. Тавас судьбой полковника Муца не интересовался (возможно, ему и так было о ней известно), разговоры здесь — помимо пьяных загулов с песнями и драками — шли совсем на другие темы. Тоху чувствовал — назревает нечто, о чем думают все, но не говорят вслух, и беспокойство не оставляло его.

Он знал всех, кто собрался нынче вечером у барона, но не хватало еще одного человека, который обычно появлялся вместе с Пелке Ругой. Наконец появился и он — округлый мужчина в мятом костюме из хорошей шерсти, в квадратных очках, скрывающих узкие темно-серые глаза, с растрепанными рыжеватыми волосами. По возрасту он был примерно равен остальным, но званием, в переводе на общевойсковые, превосходил всех, кроме разве что Цурумии.

Инженер-полковник Чак Ода. Глава лаборатории «Сигма» при Имперском институте особых исследований, одном из самых секретных заведений в Столице. Школьный друг Руги. К нему инженер-полковник обратился, а не к хозяину.

— Ну что, все в сборе? — И, получив утвердительный ответ, уселся за стол, плеснув себе вина.

— Господа офицеры, — сказал Руга, — полагаю, все вы поняли, что сегодняшняя наша встреча носит не обычный характер. — Кто-то хмыкнул в ответ, кто-то кивнул. Лицо Фрескета, страдавшего после контузии сильнейшим нервным тиком, болезненно дернулось. — Я разговаривал с каждым из вас и знаю, что мы придерживаемся общих взглядов на сложившуюся ситуацию…

— А не боишься, Пелке, что об этой встрече прознают в некоторых известных конторах? — съязвил Цурумия.

— А представители этих контор тоже здесь и рискуют точно так же… Все мы знаем, что Империя рушится, и если не начать действовать, стране и всему миру придет конец. Времени почти не осталось.

— Итак, мы замышляем государственный переворот, — тонко улыбнувшись, заметил председатель трибунала.

— Спасибо тебе, Тавас, за это «мы», но дело не только в смене власти. Для того чтобы навести в стране хоть какой-то порядок, нужно прежде всего остановить войну. Нынешние власти на это не пойдут, но на это не пойдут и наши противники. Ситуация такова, что, если мы сдадимся, это никого не спасет. Но сможем мы предпринять действия, которые отбросят врага хотя бы к границам прежней метрополии? Проблема не только в ресурсах. Проблема в людях. Население совершенно обескровлено тем, что пришлось перенести за последнее десятилетие. У людей не осталось сил, а главное — желания бороться.

— Пассионарность угасла, — пробормотал Тоху, припомнив основательно забытые университетские лекции.

— И ты созвал нас для того, чтобы об этом сказать? — бросил Фрескет. — Что ничего нельзя изменить?

— Вас созвали для того, чтобы вы узнали: изменить все можно и должно. — Руга обернулся к Оде.

Тот отставил бокал, снял очки, протер, снова водрузил на нос.

— Вы все слышали речи наших пропагандистов о чудо-оружии, которое тайно готовится в секретных лабораториях, вот-вот будет пущено в производство и переломит ход войны. От этих речей плюются и простые граждане, и рядовые солдаты, не говоря уж об офицерах. Так вот, господа, — чудо-оружие существует. Только оно совсем не таково, как его представляют штабные стратеги. Потому что, как только я просчитал последствия, то уничтожил всю документацию, а разработки перенес сюда.

— Погоди, так получается, что это ты его изобрел? — воскликнул Врер.

Ода развел руками — «ну, что поделать, если я такой гений».

— И ты мог всех спасти и молчал?

— Погоди возмущаться, капитан. — В голосе Чака Оды, обычно мягком, прорезались такие ноты, что возражать ему не хотелось. — Спасение — штука обоюдоострая. Мы с Ругой и бароном не могли рассказать вам прежде, чем я все проверю и испытаю. Теперь вы можете узнать и заодно понять, почему здесь собраны именно вы. Не потому что вы такие умные, храбрые и одаренные. Нет, мы старались подбирать умных и талантливых — но прежде всего вы обязаны этому некоторым особенностям вашего организма.