Морис Дантек - Вавилонские младенцы

Английский продюсер может катиться куда подальше.

Человека, которого Романенко ждал, звали Карл — Кемаль — Спитцнер. Это был торговец оружием, немецкий турок, у которого были связи во всех посольствах региона.

Кемаль Спитцнер начал свою карьеру более двадцати лет назад в бывшей Югославии. Благодаря относительно небольшой сети распространителей, действовавшей в Германии и Турции, он сумел установить контроль над одним из важнейших каналов незаконных поставок оружия для боснийской армии. Он приложил руку к снабжению хорватской национальной гвардии арсеналами, ранее принадлежавшими Венгрии или ливанским вооруженным силам. Затем принялся в массовом порядке скупать товары военного назначения у шиитских и друзских формирований, у сирийцев, а также в мусульманских странах, некогда бывших частью СССР, и перепродавать это оружие сараевскому правительству.

Романенко ждал Спитцнера в пустынном месте, возле заброшенной железнодорожной ветки, связывавшей покинутый со времен пятилеток завод с Транссибирской магистралью.

Шум автомобиля, въехавшего на бетонированную площадку, заставил Романенко обернуться. Полноприводная «судзуки» красного, желтого и фосфоресцирующего зеленого цветов. «Надо же, а почему не золотой „кадиллак“?» — подумал полковник.

Спитцнер вылез из машины, он был один. У пояса болтался автоматический пистолет крупного калибра.

С тридцати лет турок всегда носил светлые дреды, старые широкие джинсы, бесформенную и засаленную израильскую парку.

У Кемаля Спитцнера было много недостатков — в первую очередь отсутствие вкуса в одежде, которое особенно бросается в глаза, когда тебе стукнуло почти пятьдесят. Но у него было и немало достоинств.

Во-первых, с его помощью Романенко мог менять источники поставок оружия для уйгурских повстанцев.

Во-вторых, он владел массой полезных сведений, и знал об этом, не стесняясь щедро обменивать информацию на деньги.

В-третьих, он наверняка знаком или хотя бы слышал о Торопе в Боснии и мог сообщить Романенко что-нибудь важное.

Ну и наконец, он, судя по всему, был способен рассказать полковнику то, что его особенно интересовало.

Все эти обстоятельства говорили за то, чтобы их встреча произошла в тот же день, когда Спитцнер позвонил Романенко.

— Я почти ничего не знаю об этом Торопе. Мне известно, что он участвовал в операции по сопровождению груза с оружием для хорватов из Ливана. Насколько помню, именно тогда я встретился с ним в первый раз. Потом видел его еще пару раз во время таких же операций для мусульман — это было в девяносто третьем, зимой, если память мне не изменяет. В самый разгар заварушки. Потом я узнал, что он сражался на северном фронте, в Брчко. И больше о нем ничего не слышал.

Романенко вздохнул.

Спитцнер раскурил длинную папиросу, набитую какой-то кавказской травкой. Клубы дыма, вылетавшие у него изо рта, обдавали полковника тяжелым, колдовским ароматом.

Романенко закашлялся и попытался рукой разогнать дым:

— Хорошо. А вы можете собрать для меня эти сведения? Вы знакомы с кем-нибудь, кто знал его тогда?

Кемаль Спитцнер не сводил с Романенко взгляда ярко-синих глаз. Странная помесь северного зверя и берберского корсара.

— Я подумаю, что можно сделать, полковник. Но у меня сохранилось мало связей с парнями из экс-Юго… Мир не стоит на месте.

— Мир все время меняется. Известно ли вам, как он проявил себя, когда сопровождал оружие?

— Как он проявил себя?

— Да. Как реагировал на разные ситуации?.. Ну, не знаю, там наверняка возникали какие-нибудь проблемы, неприятности. За что именно он отвечал?

Спитцнер нахмурил брови — две тонкие белые щеточки редко торчащих пушинок.

— Он был одним из помощников руководителя их сети. Они передавали заказ для боснийского правительства через подставные фирмы, счета и все такое прочее. Профи. Тороп говорил на нескольких языках и мог выдавать себя за выходца из разных стран. Он никогда не попадал в неприятности. Никаких проколов. Нет, насколько я помню, ничего такого.

Романенко снова вздохнул, встал с каменного парапета и прошел несколько метров вдоль железнодорожного полотна.

Кемаль затянулся своей длинной папиросой, затем тяжело поднялся и догнал полковника.

Они пошли рядом вдоль рельсов.

Над ними было голубое небо.

По мнению Кемаля, его история стоила хорошей пачки бабла. Если Романенко здесь и сейчас отсчитает ему двадцать пять тысяч долларов наличными, Кемаль расскажет.

Для подобного рода обменов существовал набор неписаных правил. Первое — доверять собеседнику, второе — не доверять ему.

Нужно было правильно провести предварительный разговор, установить некий удаленный контакт с желанным объектом. Это была игра в покер на раздевание, при которой открывался вид лишь на бюстгальтер, но качество нижнего белья создавало определенное предвкушение.

Короче говоря, следовало обрисовать основной предмет беседы.

— Думаю, я могу навести вас на очень серьезный след, ведущий к подлинным личностям клиентов ваших «компаньонов».

Романенко удивленно поднял бровь. Джекпот. Он не стал хитрить и сразу указал на свою машину, стоявшую чуть дальше:

— Нет проблем. Скажите только, какова вероятность того, что ваш след действительно выведет меня на них.

Спитцнер посмотрел на него в упор, на его губах застыла спокойная улыбка.

— Ровно сто процентов. Двадцать пять тысяч — это двадцать пять тысяч.

Романенко выдержал его взгляд и ясно увидел, что собеседник не блефует. Поэтому он отправился за дорожной сумкой, набитой долларами, которая лежала в багажнике старенького, ничем не примечательного «ниссана».

Потом, усевшись на парапет, он терпеливо выслушал историю, которую рассказал Кемаль Спитцнер.

Спитцнер знал одного американца, который в начале века обосновался в Центральной Сибири и открыл компанию, занимающуюся коммерческими авиаперевозками. Фрахт, деловые поездки. Кемаль много раз пользовался услугами этой компании для своих торговых операций. Особенно часто он нанимал двух- или четырехмоторные винтокрылые транспортные самолеты со средней длиной перелета. Однажды, в начале прошлого года, у приятеля Спитцнера появилась пара новых клиентов: североамериканцы, как и он сам, на вид лет сорока и при деньгах. Полоумные ребята, помешавшиеся на какой-то мистике, все в татуировках и украшениях, на которых повторялся один и тот же символ — две головы сфинкса и семиконечная звезда над ними. Они всюду таскали с собой металлические пирамидки и книги, написанные их гуру. Приятель Спитцнера не задавал им никаких вопросов. А они не пытались обратить его в свою веру.