Виктор Слипенчук - Звёздный Спас

Ещё Председатель улыбнулся, когда ему, Агапию Агафоновичу, звание полковника присвоили.

Зашли в кабинет, налил полный фужер шампанского, себе чуть-чуть плеснул. «Ну, что, полковник-философ, за твою новую должность психоаналитика в нашем несокрушимом ведомстве, то бишь за начальника СОИС МГУ!» Вот тогда-то, чокаясь, и улыбнулся.

Недолго разговаривали, но ёмко. Сказал, чтобы не беспокоился о финансировании – изыскания профессора Бреуса и его подопечных представляют исключительный интерес, а потому идут по блоку стратегических. То есть уравнены с изысканиями учёных, занимающихся непосредственно предотвращением возможного столкновения Земли с астероидом.

«И работа-работа! Никаких бумажек, никакой электронной связи – полная свобода, так сказать автономное плавание». А потом, через полгода, встретятся и уже конкретно обсудят: что и как? Его основная задача – не мешать профессору, а помогать, чтобы в случае серьёзного научного открытия он всегда был рядом с ним.

Полковник Акиндин должен помнить, что его генеральские погоны лежат в кармане у профессора Бреуса.

Неожиданно в их разговор вмешался едва слышимый короткий зуммер. Агапий Агафонович не понял, откуда он исходил. Ему показалось, что зуммер исходил отовсюду, от всех предметов кабинета. Председатель напрягся, и как-то сразу стало понятно, что его вызвал Верховный.

Не поговоришь. Тщеславно подумалось, может, Председатель доложит о нём. Мол, сейчас у него был на приёме полковник Акиндин – толковый мужик, побольше бы таких.

«Разрешите идти?»

Уже у двери услышал голос председателя:

«Поговорим и доложим в другой раз, когда будет что».

Полковник остановился, но председатель жестом показал, что надо уходить. И уходить побыстрее. И он ушёл. И торопливо закрыл за собою дверь.

Сейчас же, за папкой с донесениями, его осенило: Председатель, точно телепат, ответил не на слова, а на его мысли. И неприятный, но уже знакомый холодок пробежал по спине полковника.

Агапий Агафонович умел ладить с людьми. А все творческие люди, в том числе и учёные, обладая недюжинными познаниями в своей области, зачастую в житейских вопросах бесхитростны и наивны, как малые дети. Он не сомневался, что ему удастся убедить Богдана Бонифатьевича, что возникшие требования в отношении охраны лаборатории несколько преувеличены. Работая в университете, он усвоил: чем больше учёный, тем менее он внимателен ко всему, что не касается его научных изысканий. Всё внимание он сосредоточивает на подготовке и проведении своих уникальных экспериментов. И Богдан Бонифатьевич как раз из таких.

Агапий Агафонович посмотрел на часы, они условились встретиться в одиннадцать. Для англичан святое время ланча, подумал он и отметил, что прежняя работа помощником проректора по международным вопросам исподволь даёт о себе знать.

«Часовой» – старинные часы с маятником, стоявшие у стенки, звонким боем известили, что профессору пора бы уже и появиться. Странно, очень странно, всегда и во всём пунктуальный профессор задерживался.

Агапий Агафонович выглянул в коридор (новая должность не предусматривала секретаря-машинистку). Каково же было удивление, когда он увидел возле кабинета раздумчиво прохаживающего Богдана Бонифатьевича. Руки назад, животик вперёд, и полное отсутствие, то есть погружение в себя, в свои мысли.

– Богдан Бонифатьевич, вы?! Заходите, или вы кого-то ожидаете?

Полковник широко раскрыл дверь.

– Нет-нет, я к вам.

Богдан Бонифатьевич смутился, сунул руки в нагрудные карманчики жилета, потом поспешно вынул, сцепил их на животике. Именно в такой независимой, но весьма неудобной случаю позе стал протискиваться между косяком и полковником.

– Я, знаете, пришёл давно и решил подождать. У вас тут тихий, хороший уголок, вот и размечтался. И знаете, представил себя на вашем месте.

– То есть? – искренне удивился полковник и, пропуская протискивающегося Богдана Бонифатьевича, спросил: – Может быть, поделитесь своими мечтами, если не секрет, конечно?

– Да уж какой тут может быть секрет, – не менее искренне ответствовал завлаб и, остановившись в дверях, стал объяснять начальнику СОИС, что бы он немедленно сделал, находясь на его должности.

Это был странный разговор двух людей, как бы застрявших в проёме двери. Странный и по форме, и по содержанию. Богдан Бонифатьевич предложил план, состоящий из нескольких пунктов, в котором первым было – вербовка в агенты всех экстрасенсов, в том числе, разумеется, и вербовка всех его аспирантов.

Потрясённый Агапий Агафонович на какое-то время прямо-таки остолбенел в дверях. Потом всё же взял себя в руки, рывком назад высвободился из тисков и невольно повеселел, внезапность ситуации развеселила, и прежде всего тем, что благодаря ей Богдан Бонифатьевич не заметил его растерянности. А растеряться было от чего. Вербовка. Не этот ли пункт и он обозначил первым?

А между тем завлабораторией продолжал излагать свои мечты, из которых вторым пунктом получалось – ускорение. То есть, будь он на месте полковника, немедленно бы задействовал под опыты и другую, дублирующую лабораторию. А так как все известные экстрасенсы уже стали агентами, то это позволило бы…

– Осуществлять за ними усиленное тотальное наблюдение, – всё ещё в некоторой растерянности, вместо завлаба закончил мысль полковник.

– Вот именно, – обрадовался Богдан Бонифатьевич.

– Но с какой целью, дорогой коллега, с какой? – искренне удивился начальник СОИС, но не загадочности цели как таковой, а точности попадания третьего пункта завлаба в только что обозначенный им третий пункт.

Тут уже случайность исключалась. Тут уже возникало нечто такое, что поневоле заставляло вспомнить о недавних событиях в ресторане «Ермак».

Агапий Агафонович явственно почувствовал, как по спине, между лопаток, прокатилась холодная струйка пота. Проклятье! Если за все труды его действительно произведут в генералы, то тогда ладно, уж так и быть, послужит, помучается! А если нет – чёрта с два им, подаст в отставку, утвердился он в своей мысли, которая и прежде уже посещала его при контактировании с экстрасенсами. О, это жуткое племя!

– Вы спрашиваете, с какой целью?

Богдан Бонифатьевич, открыв дверь, опасливо выглянул в коридор (очевидно, опасался, что их могут подслушать) и, понизив голос, сказал:

– Изменение экстрасенсорики, то есть изменение количества Энергии Высшего Разума в той или иной личности изменяет личность. Мы не знаем, что это за энергия и, может быть, никогда не узнаем. Я вам писал об этом в докладной. Условно, я назвал её Энергией Высшего Разума (частичкой Бога), но в обычной жизни её наличие, скажем так, определяется фиалковой аурой (индиго) , излучаемой тем или иным носителем. Ребёнок индиго, дети индиго, поколение индиго, эра индиго – в общем, термин введён в обиход вне рамок академической науки. Я тут принёс вам статейки на этот счёт.