Райво Штулберг - Химеры просыпаются ночью

Черт, и приснится же такое.

Я дернулся и едва не угодил прямиком в костер. Уже голубело сумеречное утро. Тлели огоньки углей почти у самой головы. От них тянуло теплом, хотя воздух был заметно свеж. У земли между черными пирамидами густо расстилался туман, придавая местности фантастический вид.

Нога почти не болела, только нудно тянула в такт пульсу.

Стараясь наступать на больную ногу как можно осторожнее, я отошел подальше и справил малую нужду. Грязные руки заскорузли коричневой коркой, лицо обжигали вчерашние ссадины. Я чувствовал себя бомжом, переночевавшим на вокзальном радиаторе. Наверное, еще и вонял порядком. В довершение ко всему, от давешнего пойла голова гудела, как котел, временами резкие боли вонзались в затылок.

Мой новый знакомый мирно сопел, уткнувшись лицом в отворот своей куртки. Я смотрел на его ухо и ощущал прилив желания отрезать его, это ухо. Посмотреть, какая там будет дырка в голове, а потом отрубить и саму голову, подержать ее за черные кудрявые волосы, почувствовать, как она болтается на волосах… И обязательно почувствовать хруст хряща на зубах — как хрустит ухо. Поковыряться в ушной дырке пальцем, пробить насквозь палкой — чтобы вышла с обратной стороны.

Так просидел я над ним, наверное, час, и все во мне трепетало. Кажется, я был готов на все вот прямо сейчас…

— Давно бодрствуешь? — он сонно жмурился, отворачиваясь от утреннего света.

— Да нет, только что вот…

— А, ну ладно. Тогда чего рассыпаться, вставать тоже надо.

Он зевнул во весь рот. Два зуба золотых — отметил я про себя.

Мы позавтракали разогретой на костре тушенкой. Мясо было безвкусное и отдавало резиной, но желудок принял и эту кормежку. Чтобы унять головную боль, пришлось похмелиться из запасов моего нового знакомого, который назвался Танкистом. Леха Танкист.

— А почему Танкист?

— Все спрашивают, — улыбнулся Леха, — батя был Танк, ну а я — Танкист, стало быть.

— А где он сейчас, отец-то?

— По пьяни застрелили. Мы в Зону вместе пришли, а его уж как полгода назад застрелили. Вот теперь я один тут.

— А… Извини, что спросил.

— Да ничего, ничего.

— Все равно извини.

Головные боли отступили, но шуметь стало еще больше. Я вспомнил про мазь и разулся. Как и следовало ожидать, опухоль только усилилась, хотя болело меньше. Холодная мазь приятно легла на воспаленную кожу.

— Бинтом завяжи еще, а то заражение будет, — заботливо посоветовал Леха.

Я так и сделал. Потом он помог мне наложить шину из двух палок.

— Ты куда теперь? — спросил я.

— А пока никуда, — отозвался Леха. — Вот, хабар вчера сдал, теперь при грошах. Можно денек передохнуть. А можно и не передохнуть. Я и сам пока не решил.

— А что, много тут за артефакты дают?

— Это смотря какой арт. Как я тебе сразу скажу.

— У меня никакого. Вот у напарника был… э-э-э… как его… Светлячок, что ли. Есть такой?

— Не, это так себе, не дорогой. Да по-любому они все жмоты, — Танкист кивнул в сторону железных пирамид. — Настоящую цену никогда не дадут. У них, скажем, арт какой-нибудь идет за пять тысяч — это официально, как скупка образцов от вольнонаемных сталкеров, а скупят у тебя за три. А потом оформят за все пять по своим бумажкам — разницу, сам просекаешь, — себе в карман.

— Да уж…

— Во-во. А не хочешь, как говорится, — никто тебя не неволит, носись со своим хабаром, как с писаной торбой, дороже ученых все равно никто не скупает. Ну, если только не заказ какой-нибудь особенный. Но это редко бывает.

— Заказ?..

— Ну да, лох какой-нибудь богатенький захочет иметь у себя какой-нибудь арт редкий, так он может к ученым обратиться, а может и напрямую к сталкеру, чтоб без посредников. Но это редко, редко. При мне ни разу такого не было, только от других краем уха слышал.

— Краем уха… — автоматически повторил я и подумал, что ухо у него, должно быть, хрустит сочно. Вон, хрящ какой мясистый.

— Что? — не расслышал Леха.

— Да нет, это я так, про себя… Друган, говорю, козел оказался: вчера шли вместе, хабар вместе добыли, а он сдал да и смылся. Теперь вот на Кордон переться надо…

— Ну, дальше Кордона не уйдет. Но оно, конечно, по-свински так.

О том, что я удрал от снорка, естественно, предочел умолчать. В конце концов, надо было просто что-то сказать, чтобы втереться в доверие пареньку. Впрочем, тот решил мою проблему за меня, принявшись рассказывать какую-то байку. Я рассеянно слушал, помешивая тлеющие угли. На самом деле, не хотелось никуда уходить с этого насиженного места, но было ясно: уходить придется и очень скоро.

— А вот идет он мимо и видит… — говорил Леха; кровавый глаз угля грозно подмигивал, дескать, знаю, что ты задумал, — монолитовец около аномалии молится. И не понятно, то ли на саму аномалию, то ли тому, что внутри нее. Но на всякий случай Кабан пальнул в него. Завалил, ясное дело, прям в затылок попал, монолитовец даже навонять не успел со сраху. А аномалия вдруг покраснела, раздулась, зашипела — и на Кабана пошла. Кабан в штаны наложил: еще бы, летающая аномалия. А та прямо на него летит, медленно так, но упорно. Кабан деру. Бежал, бежал, оглянулся, аномалия, кажись, отстала. Он успокоился, значит, поел там, оправился, еще какие-то дела, может, сделал. А смотрит: аномалия вдоль лесочка — и снова прямо к нему движется. Кабан еще больше в штаны натрухал. И с тех пор, куда бы ни шел, аномалия за ним следовала. И самое страшное, что убежать от нее можно было, двигалась-то она медленно, но только на какое-то время. Рано или поздно, но она все равно находила Кабана.

— Интересно… и что ж за аномалия такая была?

— А кто ж ее знает, такая вот. Только Кабан перестал спать спокойно, отдыхать совсем перестал. Так по всей Зоне и бегал от нее. Пока с ума не сошел.

— И что же? Она его догнала?

— Сказать по правде, не знаю. Там разные продолжения есть. Батя мне рассказывал вот как я тебе сейчас, а ему еще какой-то сталкер, а тому другой, который сам Кабана знал в свое время.

— А, ну понятно. Через пятое на десятое, одна баба сказала, другая переврала…

— Не, ну ты зря так. Баба, может, и будет врать. А батя мой не баба все-таки.

Я испугался, что обидел Леху.

— Я же не про твоего отца конкретно, а вообще, так… в общем…

— Да ладно, я вот и сам много раз думал: что с Кабаном случилось потом. Скорее всего, застрелился. Я бы застрелился, наверное. А если с ума сошел, то аномалия его и заховала.

— А не мог он просто из Зоны уйти? Или аномалия и там его достала бы?

— Вот это вряд ли. Ни одной еще аномалии за периметром не видели. Хотя, конечно, Зона и растет, растет… Но мог и просто из Зоны уйти, да, ты прав.

— Ну что? — я забросил пробный шар, — двинем или еще посидим?

— А ты сможешь идти? Нога-то вон как разнеслась, — усомнился Танкист.