Райво Штулберг - Химеры просыпаются ночью

— … а я теперь совершенно ничего не понимаю, — покачал головой Митин.

— Эксперимент завершен в 11 часов 52 минуты… — Мартинсон зачитал на камеру стандартный текст процедуры.

Впрочем, одно было совершенно ясно: в поисках лекарства от рака Образец № 1 ничем помочь не может. По крайней мере, на настоящем этапе.

Но всех троих уже, кажется, вовсе перестала интересовать работа в направлении лекарства, они давно переключились на разгадку чудесных свойств таинственного артефакта. Мартинсон однажды так прямо и заявил:

— Баста, никакого снадобья человечество от нас не получит. Мы раскроем загадку дьявола, который спрятался в этом комочке!

— Почему же сразу дьявола? — поинтересовался Михеев. — Вполне может быть, что это Господь направляет и…

— Если б ты бывал в тех местах, откуда родом этот образец, то вряд ли приплел сюда Господа, — перебил его Мартинсон.

После этих слов Михеев только головой покачал:

— Если над одним образцом столько бьемся и столько чудесного в нем запрятано, не представляю, что нашли бы, отправься мы туда специально за артефактами.

— Как хотите, — прогудел Мартинсон, — а я туда больше ни ногой.

— Может быть, еще кто-то со мной захочет…

— Стоп-стоп-стоп! — оборвал его Митин. — Ты хочешь все бросить и в Зону? А как же наша работа? Как же группа?

— Работа и группа никуда не денутся, — спокойно ответил Михеев, — на благо группы и стараемся. После возвращения у нас будет куча артефактов с самыми замечательными свойствами и вполне легально. Ручаюсь, загадок не на одну нашу группу и не на одну жизнь хватит.

Мартинсон усмехнулся:

— Не думаешь ли ты, что там только и делают, что ходят да артефакты собирают? Не все так просто, друг мой. Лучше не спрашивай, как мне удалось протащить хотя бы один образец через оцепление, а ты в облаках витаешь и хочешь припереть сюда целый вагон?

— А что, — пожал плечами Митин, — наглость города, говорят, берет. Сделаем запрос куда надо, что так мол и так — просим содействия в организации научной экспедиции с целью добычи образцов аномального происхождения… И все такое.

— Я думал, что ты просто наивен, а ты, братец, и вовсе дурень, — охладил его пыл Мартинсон, — за периметр не то, что артефакт, иголку не пронести. Даже одежду сжигали, чтоб не просочилось чего сюда, а за попытку протащить артефакт — расстрел на месте. Не шучу. Там, братец, законы военного времени.

— Ну а если по разрешению все-таки?

— Не дадут. И не пытайся даже. А то и чего неладное почуют, меня таскать начнут по всяким кругам ада.

— Да неужели же, — Михеев даже привскочил от возмущения, — неужели же никому ничего не надо, никому не интересно, что там творится и как вообще…

— Интересно, — сказал Мартинсон, — если так горишь желанием помочь человечеству — дуй научным добровольцем, будешь там в железных коробках сидеть посреди поля, артефакты изучать. Бог даст — живым вернешься. И даже не инвалидом.

— А чего это — инвалидом? — насторожился Михеев.

— А то. Руку или ногу вырвет запросто. И скажешь потом, что слава Богу, легко отделался.

— Да ну, а скафандры, детекторы, ты говорил, появились…

— Я тебя уговаривать не стану, я не Митин. Я себя помню: когда загорелся Зоной, из меня эту мысль каленым железом не выжечь было. Так вот и тебе ничего не скажу больше. Хочешь — давай, иди туда.

— Я, вообще-то, думал, мы все втроем туда двинем.

— Да, — всполошился Митин, — если уж и отправляться, то всем вместе. Уж там что-нибудь придумаем.

— Не-е-е, — протянул Мартинсон, — я пас, я пас. Я не самоубийца и не горю жаждой адреналина. Годы, знаете ли, не те уже.

Михеев, похоже, понял, что с этой стороны поддержки ждать не приходится, и перешел в наступление на Митина.

— Ну что, коллега, ветеран наш не желает больше возвращаться на поля былых сражений. Может, тряхнем стариной?

Митин вздохнул:

— Мне кажется, ветеран как раз прав.

— Так что, тоже пас?

— Ты хочешь, чтобы я тебе вот прямо сейчас выдал ответ: хочу ли я рисковать своей головой или еще не готов?

— Можно не прямо сейчас, можно подумать, — согласился Михеев.

— Вот наконец-то — рациональное зерно во всей твоей сегодняшней речи.

— Рациональнее некуда. Я согласен хоть сейчас, хоть не заходя домой — вот прямо в чем есть — туда.

— Не сомневаюсь. Только ты уже наверняка все обдумал, у тебя время было. А я не готов, как ты говоришь, не заходя домой.

— Так а чего ждать-то? Жену предупреждать не надо, с детьми прощаться тоже.

— Типун тебе. Скажешь тоже — прощаться.

— Ладно. А сколько тебе надо, чтоб решился?

— Или не решился, — поправил Митин.

— Думаю, ты все-таки не устоишь, — подмигнул Михеев, — такой шанс… А ты ученый до мозга костей. Сам подумай: когда еще выдастся случай? Пока там работы — поле невспаханное…

— … на котором тебя похоронят, — сыронизировал Мартинсон.

Михеев пропустил эти слова мимо ушей, но продолжил:

— Давай, давай, подадим запрос, нас двоих отправят скорее, чем меня одного. Все Нобелевки расхватают, пока думать будешь.

— А ты, гляжу, до Нобелевок охоч, — заметил Мартинсон.

Митин ничего не отвечал. Конечно, он в некоторой степени лукавил: уже не раз задумывался он над возможностью самому поехать в Зону и на месте увидеть все те чудеса, о которых рассказывал Мартинсон. Но, судя по этим же рассказам, место насколько интересное, настолько и опасное. Здравое чувство самосохранения вопило: «Стой! Что ты делаешь? Тебе не вернуться оттуда, как не возвращаются с войны!» Зуд ученого же приказывал: «Иди. Иди и не оглядывайся. Ты всю жизнь оглядывался на ученый совет, на кафедру… Пришла пора сделать решительный шаг и доказать всем, а себе — прежде всего — что ты способен на Поступок».

Дело, конечно, было не в открытии и премии, не в каком-то уникальном явлении, которое назовут его именем (хотя, какой-нибудь «эффект Митина-Михеева», а еще лучше — «Митина-Мартинсона-Михеева» — это звучит…). Честолюбивых планов у него почти не было. Главное — это все-таки попытаться сделать что-то свое, принять решение — и сделать так, как считаешь нужным. А потом забыть обо всем и по уши погрузиться в работу — самозабвенно, до последней клеточки себя. По крайней мере, ни от кого не придется прятаться, утаивать свои исследования. Да и возможностей на месте, наверняка, больше будет. Натурного материала, опять же, хватит с лихвой.

— Надо подумать, — сказал он, наконец, — с кондачка такие вопросы точно не решаются.

— Да что тут думать!.. — начал было Михеев, почувствовав победу.

— Надо подумать, — отрезал Митин и отвернулся к компьютеру, давая знать, что вопрос на сегодня исчерпан.

— Боги, боги, с кем я работаю! Я работаю с камикадзе, — Мартинсон картинно воздел руки к небу.